Профессор сделал еще одну попытку:

— Я поеду в Купар квасить кочанную капусту.

— А давайте лучше мы все поедем в Данди, — пробормотала Терри.

— И что мы там будем делать? — Профессор улыбнулся, ожидая ответа.

Тут все — кроме профессора и пса — утратили выдержку, и ситуация вышла из-под контроля, особенно когда Чик предложил Терри поехать в Вестеркерк и сделать там нечто непечатное с высушенной выдрой.

Воцарилась тишина, но минут через десять Терри сказала:

— Я есть хочу.

— А я бы не отказался посетить комнатку для мальчиков, — подхватил профессор Кузенс.

— Мальчиков? — повторил Чик, искоса взглянув на него.

— И еще здесь ужасно неудобно сидеть, — пожаловалась Терри.

Мне пришло в голову, что, наверно, я сейчас испытываю полную гамму ощущений, характерных для семейной вылазки на машине. Судя по всему, мимо меня прошло очень много аспектов жизни нормальной семьи. Только вместо нормальной семьи — матери, отца, сестры, бабушки и золотистого ретривера в «воксхолл-викторе» — мне подсунули эту странную пеструю компанию, которую не роднит ни кровь, ни любовь.

— Здесь нет ничего съестного? — с надеждой спросил профессор, открыл бардачок и стал вытаскивать оттуда разнообразные предметы: колоду потрепанных игральных карт, на которых красовались крупные женщины разной степени раздетости («Потрясающе интересно», — пробормотал профессор), пару наручников, бумажный пакет сплюснутых пирожных — «папоротниковых корзиночек» из пекарни Гудфеллоу и Стивена, моток бельевой веревки, большой кухонный нож и полицейское удостоверение с фотографией, на которой был Чик — только менее мясистый и менее лысый.

— Только не спрашивайте, как мне удалось его заначить, — сказал Чик.

— Как вам удалось его заначить? — немедленно спросила Терри.

— Иди нафиг. — Чик запихал все обратно в бардачок, кроме пирожных, которые разделил между сидящими в машине.

— Так, значит, Чик, вы служили в полиции? — спросил профессор Кузенс, а затем обернулся к нам, ухмыльнулся и сказал: — «Легавый», верно? — будто мы нуждались в переводе.

По словам Чика, не самого надежного из рассказчиков, он был детективом-инспектором до некоего недоразумения, которое случилось на отпуске в Лансароте и из-за которого он попал в беду.

— Если бы стерва не разевала пасть, все бы обошлось, — сказал Чик.

«Стерва», как выяснилось, жила сейчас в Эрроле, в новом доме — этот дом служил любовным гнездышком ей и ее новому «хахалю», который, как утверждал Чик, находился у нее на содержании, а с девяти до пяти оценивал потери для страховой компании. Чик злобно отрапортовал, что у содержанца густая шевелюра и новенький ярко-желтый «Форд-капри 3000» и он считает себя пупом земли. Стерва, содержанец и сраные сопляки вступили в заговор с целью погубить и разорить его, Чика.

— Собачья жизнь у вас, Чик, — сказал профессор Кузенс и сочувственно похлопал Чика по волосатой руке.

Чик отдернул руку и невнятно буркнул что-то про голубеньких. Я не могла не заметить, что у Чика брови почти срослись на переносице — верный признак волка-оборотня. Во всяком случае, так говорила мне Нора.

— Толкните меня, если глаз за что-нибудь зацепится, — сказал Чик.

Профессора передернуло, а Чик, кажется, тут же уснул. Скоро и сам профессор захрапел на переднем сиденье. Взглянув на Терри, я увидела, что она впала в свою обычную нарколепсию. Я развлекалась, наблюдая за чинной пригородной жизнью — матери толкали коляски, старушки подметали дорожки перед домом. Через полчаса из дома, за которым мы должны были следить, вышла женщина. В ней не было ничего от блудницы Иезавели, — наоборот, она выглядела, если можно так выразиться, замечательно обыкновенной. Лет тридцати, с короткими каштановыми волосами, в неприметном плаще. В руке она держала обычную сумку, с какими ходят в магазин. Казалось, она собирается по хозяйственным делам, а вовсе не к любовнику на тайную встречу. Она поздоровалась с другой женщиной, выгуливающей лабрадора, а потом села в «хиллмен-имп», припаркованный у бордюра, и уехала. Я не стала будить Чика. Решила, что эта женщина имеет право ездить куда надо без помех со стороны совершенно незнакомых людей. (Впрочем, разве бывают частично незнакомые люди?)

Чик вдруг хрюкнул, посмотрел на часы и сказал:

— Ну хватит. Пора ужинать. Фиш-энд-чипс, а?

И тут я поняла, кого он мне напоминает. Как Призрак Грядущего Рождества, Чик был вылитый Боб — каким он будет в этом возрасте.

Чик завел мотор, и Терри приняла неловкую позу манекена для аварийных испытаний. Мы остановились у первой же лавочки, где продавали рыбу с жареной картошкой, и профессор сказал:

— Позвольте мне заплатить! Я так прекрасно провел время!

— Очень любезно с вашей стороны, Гавриил, — сказал Чик, преисполнясь дружелюбия при виде чужого бумажника. — В таком случае возьмите мне двойную рыбу.

— Это в противоположность… очень одинокой рыбе? — туманно переспросил профессор.

— Ха, ха, ха, блин, — сказал Чик и засунул в рот маринованное яйцо целиком.

Я думала, что мы теперь поедем домой, но Чик, не доезжая моста, вдруг свернул в Ньюпорт-на-Тее и остановился на какой-то улице напротив подъездной дорожки к дому. Дорожка изгибалась и скрывалась в лавровых зарослях. Через некоторое время с нее выехала машина — тот же самый «хиллмен-имп», с той же непримечательной женщиной за рулем. Может быть, Чик задействовал нечто вроде шестого чувства, вместо того чтобы просто следовать за объектом. Женщина уехала в направлении Уормита, а на дорожке появилась из-за кустов еще одна машина — медленно движущийся катафалк, нагруженный гробом. За ним ехала одинокая легковушка. При виде катафалка Терри заметно повеселела.

— Кто-нибудь знакомый? — сочувственно спросил профессор Кузенс, кивнув на катафалк.

— Не близко, — равнодушно ответил Чик.

Мы двинулись прочь — медленно, будто следуя за катафалком, — и я заметила вывеску у самого начала дорожки: «Якорная стоянка. Дом вдали от дома. Резиденция для пожилых людей».

Я сообщила профессору Кузенсу, что здесь живет мать Арчи Маккью.

— Правда? Вот уж не подумал бы, что у него есть мать, — отозвался он.

Перед круговой развязкой у въезда на мост я увидела на обочине голосующую фигуру в капюшоне.

— У нас нет места, — запротестовала Терри, когда Чик притормозил.

Автостопщик, скрытый капюшоном, подбежал к задней двери «кортины». Он был похож на зловещую фигуру из городских баек — однажды водитель подобрал автостопщика, а тот убил всех, кто был в машине, а потом поехал дальше с полным багажником трупов, а потом подобрал красивую девушку, которая голосовала на дороге, потому что ее бросил парень, а ей надо было добраться до дому, и т. д. и т. п. Меня удивило, что из Чика так неожиданно забил фонтан «молока сердечных чувств», но, может быть, он узнал юную и невинную версию себя, ибо это оказался не кто иной, как…