Девушка.

Молодая девушка в белом платье, с длинными русалочьими волосами и босыми ногами.

Девушка сидела совсем близко у кладбищенской оградки, на одной из заваленных дорогими венками свежих могил, и могила та… Кошмар, ужас, ужас — могила та была разрыта!

Выбралась из могилы… пульсировало у нее в голове… Выбралась из‑под земли… Вышла на охоту… парализует взглядом… приблизит мертвое лицо… ее губы будут сухими и белыми… облизнет их посиневшим холодным языком… прильнет к шее… и…

Больше она ничего подумать не успела. Адреналиновая буря застила глаза черной пеленой, колени вдруг стали ватными, а ступни — бесчувственными, и, безвольно оседая на землю, женщина успела из последних сил выкрикнуть: «Помогите!» Кажется, сквозь липкий дурман она слышала вой приближающейся милицейской сирены.

Пойманная на кладбище девушка в белом вовсе не была восставшим из могилы упырем или бесплотным призраком. Звали ее Варварой Тихоновной Камышовой, было ей двадцать семь лет, была она живой, здоровой, если не считать хронической депрессии да спровоцированного бесконечными модными диетами гастрита. Она и не думала ничего отрицать, она сразу же признала, что свежую могилу разрыли по ее просьбе таджикские рабочие, которым она заплатила по тысяче рублей, что в могиле той похоронена ее лучшая подруга Милена Андреева, скончавшаяся от лейкемии восемь дней назад. Когда шокированный следователь спрашивал: «Зачем? Зачем?» — Варвара Тихоновна только пожимала плечами да недобро ухмылялась.

Пригласили психиатра.

После непродолжительной беседы, в ходе которой Варваре Тихоновне показывали абстрактные картинки, заставляли рисовать домики и лодочки, он заключил, что подозреваемая страдает редким нервным расстройством и нуждается в немедленной госпитализации.

Когда перед красавицей в белом замаячила вполне осязаемая перспектива психушки, она наконец попросила закурить (причем от предложенного «Кента» отказалась и погнала молоденького опера в палатку за ментоловым «Гламуром») и сказала:

— Я не сумасшедшая. Скорее ваш психиатр не в себе, раз поставил такой диагноз. Не надо меня в больницу, я все расскажу.

— Вы понимаете, что натворили? — вцепился в нее следователь. — Осквернили могилу подружки… Кажется, с Миленой Андреевой вы знакомы с девяносто второго, я не ошибаюсь?

— Учились в одной школе, — подтвердила Варвара Тихоновна. — Дружили. Поступили в один институт, собирались стать педагогами. Но потом дорожки наши разошлись.

— Милена Михайловна вышла замуж, — подсказал следователь.

— Не совсем так, — усмехнулась подозреваемая. — Она вышла замуж за богатенького буратино и сошла с ума.

— Сошла с ума? Что вы имеете в виду?

— Помешалась на материальном, вот что. И заразила меня, между прочим. Помешанность на шмотках передается воздушно‑капельным путем, это невероятно опасный вирус, разве вы не знали?

Следователь нервно сглотнул и пожалел, что, поддавшись обаянию Камышовой, так быстро отпустил психиатра.

— Не смотрите на меня так, это шутка. У натуральных блондинок своеобразное чувство юмора. Я ведь натуральная блондинка в отличие от Милены. Кстати, знаете, какой казус произошел на похоронах?

— Какой?

— Вы, вероятно, слышали, что у покойников еще какое‑то время продолжают расти волосы? Так вот, Миленка всю жизнь, с тринадцати лет, пыталась сделать вид, что нордический цвет волос достался ей от природы. А ведь на самом деле она черная, как цыганка. Ей приходилось бегать к парикмахеру каждую неделю, чтобы никто не заметил отрастающих корней. Даже когда узнала, что больна, что умрет, все равно продолжала таскаться в салон. Отказалась от химиотерапии, не хотела облысеть. А тут… Неделю пролежала в морге, какая незадача. Волосы немного отрасли, и стал виден натуральный цвет.

— Разве это имеет какое‑то отношение к делу? — занервничал следователь. Хамоватое спокойствие Варвары Тихоновны, разрывшей могилу подруги, почему‑то внушало ему священный ужас.

— Не имеет, но это очень интересно, поверьте. Когда на отпевании ее муж наклонился к гробу, чтобы поцеловать ее в последний раз, знаете, что он сказал? — Камышова рассмеялась, коротко и сухо. — Он сказал: посмотрите на нее, она же брюнетка! Смешно, да?

— Обхохочешься, — мрачно согласился следователь.

— Понимаю, это не главное, — Варвара Тихоновна вздохнула и подперла подбородок выпачканной в земле рукой. Под холеные ногти забилась грязь. — На чем я остановилась? Ну да, Миленка вышла замуж за богатенького. И началась у нее привольная жизнь. А я устроилась работать в школу, учительницей английского. Мы пробовали сохранить дружбу, понимаете? Это было трудно, но мы пытались. Каждую пятницу я ужинала у Милены. Мы болтали, обменивались новостями, рассказывали о своей жизни. Да вот только слишком разной она была, наша жизнь.

— Понимаю.

— Не понимаете. Я целый год копила на отпуск в Анапе. А она за три года исколесила весь мир. Я экономила на продуктах, чтобы купить новую кофточку на рынке. А Милена отоваривалась в лучших бутиках мира.

— И вы позавидовали, — понял следователь.

— Нет‑нет, — поморщилась Варвара. — Милена понимала, каково мне… Слушать про ее покупки, СПА‑салоны и прочее. Она отдавала мне одежду. Миленка была жадной до тряпок, пару раз наденет и все. Почти каждый мой визит она вручала мне огромный мешок для мусора, набитый одеждой. Представляете? Эксклюзивные шмотки, которые стоили не одну сотню долларов, она просто сминала и запихивала в мусорные мешки! Я брала, конечно. Я бы ни за что не смогла позволить себе такую одежду. Другие учительницы теперь считают, что я миллионерша. Я была Миленке благодарна…

— Так в чем же проблема? Почему вы так с ней поступили?

— Понимаете… Те вещи, которые она мне отдавала, были не лучшими. То есть дешевку она не признавала, покупала все как минимум в ЦУМе. Но в ее шкафу были настоящие произведения искусства. Платья, расшитые жемчугом, норковая шубка, белая, длинная. Сумочки из крокодиловой кожи, по пятнадцать тысяч долларов каждая. Часы, которые стоили больше, чем моя квартира. Нет, вы поймите меня правильно: я ни на что не претендовала. Понимала, что эти вещи мне не светят, что такие вещи не дарят подругам. Но потом Миленка узнала, что смертельно больна. Все произошло так неожиданно. Еще вчера она радовалась жизни, а потом… Упала в обморок в примерочной, продавщица вызвала «Скорую», выяснилось, что у нее лейкемия, запущенная стадия, ничего уже нельзя сделать. Счет шел даже не на месяцы, а на недели. И Милена… — Варвара Тихоновна даже задохнулась от переполнявших ее чувств. — Милена решила сама организовать свои похороны… Купила два места на кладбище…

— Два? — удивился следователь. — Зачем ей было два места?

— Сейчас поймете, — мрачно пообещала Камышова. — Она заказала шикарный гроб из черного мрамора, сшила у портнихи черное закрытое платье, каждый день вызывала маникюршу, чтобы смерть не застала ее ручки врасплох. Составила список гостей, которые должны прийти на ее поминки, меню. Там все должно было быть черным. Черная икра, спагетти с чернилами каракатицы, какие‑то безумные коктейли с красителями. Разослала приглашения. Заказала тридцать два одинаковых брильянтовых кулона — прощальные подарки друзьям.