– Немедленно, господин Мельцер!

Герти поспешила вместе с Фанни Брунненмайер на другую сторону кухни, где находился выход в прихожую. Там зажгли свет – хозяин в прошлом году установил в прихожей несколько электрических ламп.

– Смотрите! – вздохнула Фанни Брунненмайер, указывая вытянутой рукой на хозяйскую лестницу. – О боже, о боже… Святая Дева… Иисус Христос.

Герти с изумлением наблюдала за происходящим. Хозяин действительно нес на руках безжизненную Эльзу вниз по лестнице. Конечно, никто из ее бывших работодателей так бы не поступил. Больная женщина была завернута в пуховое одеяло, но босые ноги выглядывали наружу. Бедная Эльза, у нее на ногах было столько мозолей.

– Машина на месте? Принеси еще одеяло, Ханна.

Мари Мельцер шла рядом с мужем, Ханна поспешила вперед, чтобы открыть входную дверь. Внутрь дома влетели белые хлопья – снег пошел именно сейчас.

Фанни Брунненмайер, положив руку на плечо Герти, рыдала, взывая к Божьей милости.

– Она не вернется, Герти. Она не вернется.

Герти побежала, чтобы принести пальто и шляпы для господ. Мари Мельцер мимолетно ей улыбнулась, взяла вещи и поспешила за мужем. Видимо, она хотела поехать с ними в больницу.

Ханна едва успела закрыть за ними входную дверь, как на верхней площадке лестницы появилась Китти Бройер. В замешательстве она уставилась вниз, где стояла Ханна с Герти и рыдающей поварихой.

– Боже мой, какой ужас! – воскликнула она. – Герти, не забудь мой чай. Но без печенья. У меня пропал аппетит!

8

Дела шли в гору. Пауль Мельцер чувствовал это, несмотря на то, что почти все в его ближайшем окружении были настроены скептически. Но он был уверен, что у него правильная интуиция, как у отца. Дно экономического спада после проигранной войны было пройдено.

Он положил письмо, над которым долго размышлял, обратно в папку и решил принять решение завтра после детального обсуждения с Эрнстом фон Клипштайном. Предложение США о поставках хлопка-сырца было вполне приемлемым, вопрос заключался лишь в том, действительно ли новая рентная марка, на которую он сам возлагал столько надежд, приведет к стабилизации немецкой денежной системы. Однако если немецкая валюта продолжит терять в цене по отношению к доллару, то лучше было бы совместить покупку хлопка с покупкой набивных тканей, чтобы не понести убытки.

Он закрыл папку и потянулся – сидение за столом не шло на пользу его плечу, оно затекало, если он долгое врем не двигался. Это было неприятно, но в целом ему очень повезло – другие возвращались домой с войны с гораздо более тяжелыми травмами. Не говоря уже о многих, многих тысячах людей, которых поглотила война и которые лежали где-то в чужой земле. Да, похоже, он был счастливчиком. Он не только выжил, но и снова мог обнять свою любимую Мари, двух детей, мать, сестер… Не все вернувшиеся домой чувствовали себя так же хорошо, многие несчастные обнаружили, что жена или невеста за время его отсутствия нашла себе другого.

На улице уже стемнело. Из окна кабинета была видна часть освещенных цехов ткацкой фабрики Мельцера с застекленными уступами шедовых крыш, а за ними, на некотором расстоянии, здания камвольно-прядильной фабрики и других промышленных предприятий. Далеко вдали в ночной темноте мерцали огни города. Это было хорошее, мирное и обнадеживающее зрелище. Его родной город Аугсбург – как он часто тосковал по нему в те мрачные дни войны в России! Но лучше было не думать об этом, чтобы не возникало никаких воспоминаний. То, что он видел на фронте и позже в лагере, было настолько невообразимо жестоким, что ему пришлось загнать это глубоко внутрь себя. Несколько раз он пытался рассказать о войне Мари. Но потом пожалел, потому что призраки из прошлого мучили его несколько ночей и даже алкоголь не мог их заглушить. Злые тени прошлого нужно было похоронить в глубинах памяти, запереть за ними дверь на сто замков и больше никогда к ней не прикасаться. Только так можно было жить дальше и строить будущее.

Он отодвинул папку и разложил стопки справа и слева на своем столе. Слева – незаконченные дела, упорядоченные по степени срочности, справа – папки и документы, с которыми ему нужно было ознакомиться сегодня. Посредине – письменные принадлежности из зеленого камня, которые когда-то принадлежали его отцу.

Вот уже три года он сидел здесь, в кабинете отца, за его столом, даже в том же самом кресле. Всего несколько лет назад директор Иоганн Мельцер устроил своему сыну Паулю страшную взбучку здесь, в этой комнате, в присутствии нескольких сотрудников! Пауль в гневе сразу же отправился в Мюнхен, где в то время еще учился на юридическом факультете…

Прошлое позади. Время сменило поколения. Иоганн Мельцер покоился с Богом на католическом кладбище Херманфридхоф. Теперь Пауль Мельцер во главе фабрики, а его сын Лео, который должен был стать преемником отца и деда, дрался с одноклассниками в начальной школе.

Раздался стук в дверь. Генриетта Хофман, одна из двух секретарш, заглянула в дверную щель, ее очки сверкали в свете потолочной лампы.

– Мы готовы, господин директор.

– Хорошо, фройляйн Хофман. Тогда на этом закончим, скажите фройляйн Людерс, чтобы она положила эти две папки обратно в кабинет господина фон Клипштайна.

Уже было поздно. Наручные часы показывали семь вечера – придется выслушать упреки от матери. Мама уже много лет следила за соблюдением распорядка дня на вилле и прежде всего за временем приема пищи. Это было нелегко для нее, поскольку Китти, в частности, не отличалась пунктуальностью. Кроме того, работа Мари в ателье часто затягивалась до вечера. Это не очень нравилось ему самому, но до сих пор он без жалоб мирился с таким порядком вещей.

– С удовольствием, господин директор.

– На сегодня все, фройляйн Хофман. Господин фон Клипштайн уже ушел?

Генриетта Хофман озабоченно улыбнулась. Конечно же, господин фон Клипштайн покинул свой кабинет четверть часа назад.

– Он сказал, что заедет на Каролиненштрассе за вашей женой.

– Спасибо, фройляйн Хофман. Пожалуйста, не забудьте запереть дверь в приемную, когда будете уходить.

Пауль заметил, как она покраснела. Сегодня утром Пауль Мельцер заметил, что дверь, о которой шла речь, не была заперта. Любой желающий мог войти в приемную и рабочий кабинет секретарш. Они обвиняли друг друга, но можно было предположить, что в небрежности виноват Клиппи. В последнее время он казался немного рассеянным, возможно, то, что утверждала Китти, было правдой, и Эрнст фон Клипштайн действительно озаботился поисками невесты.

Пауль надел пальто и шляпу. Он никак не мог решиться на трость, которая якобы выдавала респектабельного господина из