отвратительно свежим, что похмельному Мазину, в семейных трусах, опухшему со сна и обросшему редкой щетиной, стало противно. Он молча пропустил гостя в квартиру, буркнул, что кофеварка на плите, а сам отправился в ванную. Ни едва тёплый душ, ни бритьё с похлопыванием по вялым щекам с похмельем не справились, и из ванной Михаил Александрович вышел таким же мрачным и с той же изжогой, как и вошёл. На кухне уже пахло свежезаваренным кофе и свежими булочками-сайками, которые расторопный иностранец ухитрился купить по дороге, в соседней булочной. От предложения Мазина «промыть глазки» остатками коньяка гость с ужасом отказался, а когда понял, что имелось в виду, долго веселился и даже записал неизвестную идиому в маленький блокнот. А Мазин промыл, а потом ещё раз, а потом выпил удивительно вкусный кофе, который сварил этот в общем-то не такой и противный рыжий, — и пришёл в благодушное состояние, из которого его немедленно выдернул всё тот же Макс.

— Так какой у нас план, Михаил Александрович? Как будем выкручиваться из нашей опасной ситуации?

— Да что вы всё время пугаете? — пробурчал Мазин, у которого сразу испортилось настроение.

— Мне кажется, Михаил Александрович, что вы не совсем поняли серьёзность нашего с вами положения. Я же объяснил вам всё вчера. Или вы рассчитываете, что ваша несвежая тушка не может заинтересовать Еноха?

— Знаете, Макс, если уж на то пошло, то я с удовольствием уступлю вам почётное право быть следующим телом для вашего Агасфера, — разозлился Мазин. — Вы и посвежее, и помоложе.

Макс погрустнел.

— Давайте не ссориться. Мы оба вряд ли интересуем его как потенциальные тела, но у вас камера. Он не знает о том, что мы прочли оба дневника, и не знает, что мы встретились и теперь знаем о нём всё — ну, почти всё. Мы пока для него случайные назойливые мухи, которых надо просто прихлопнуть. Мы должны найти Еноха раньше, чем он выследит нас, и вызвать его на разговор. Мы должны убедить его, что ему не добраться до камеры без нашей помощи и что единственный выход для него — это взять нас в компанию, что это будет выгодно и ему, и нам.

— Постойте, Макс, — не понял Мазин. — А что значит «в компанию»?

— Михаил Александрович… — Макс замешкался, подбирая нужные слова. — А вам бы не хотелось жить вечно?

Мазин замер. Эта простенькая мысль как-то никогда не приходила ему в голову, и фотокамера Еноха, казалось бы, дающая эту совершенно фантастическую возможность, по-прежнему воспринималась им как нечто сказочное, параллельное его существованию и никак не связанное с реальной жизнью.

— Не знаю, — честно признался он. — Я как-то никогда не думал об этом.

— Ну, тогда давайте так. Вы подумаете, и мы вернёмся к этому разговору позже, но желательно сделать это сегодня. А пока, независимо ни от чего, у нас нет другого выхода, кроме как найти этого таинственного Еноха, будь он неладен!

— Наверно, так, — вздохнул Мазин, которому страшно не хотелось вылезать из-за стола и отправляться неизвестно куда на поиски опасного незнакомца. — И где вы предполагаете его искать?

— Мне кажется, что нам его будет легче найти среди богатых людей, среди элиты. Он же должен быть очень богат. Столько знаний и опыта — он должен зарабатывать кучу денег, — воодушевился Макс.

— Макс, вы, похоже, не совсем отдаёте себе отчёт, где вы оказались! Вы уже месяц здесь находитесь — и так ничего и не поняли? Пример богатого человека в нашей стране — это старающийся жить как можно незаметнее миллионер Корейко, который не знает, на что истратить и куда бы ему спрятать свои миллионы. Ничего мы в этом направлении не найдём, кроме неприятностей. Нет, искать его нужно вовсе не там и не так, — грустно ответил Мазин.

10.2

Подвал давешнего алкаша в лабиринте лиговских дворов Мазин отыскал довольно быстро. Обитая жестью и покрашенная красным суриком дверь оказалась закрыта изнутри. Они долго по очереди ломились в неё, наконец лязгнул засов, и в проёме вырос огромный опухший детина в грязной майке, таких же грязных солдатских галифе и тапках на босу ногу. На левом плече его синела полурасплывшаяся наколка «ВДВ», спускающаяся на парашюте, а с правого призывно подмигивала полуголая девица. Какая-то надпись была выколота ещё и на левой половине его необъятной груди, но, прикрытая майкой, открывала только две начальных и столько же последних букв: «Не» и «ую», оставляя зрителю простор для фантазии.

— Чё надо?

На явственный запах помойки, который от него исходил, накладывался нежный запах огуречного лосьона, который, видимо, он только что использовал. Нет, не для мытья и уж тем более не для того, чтобы побрить свои внушительные щёки, — совершенно бандитская (как для себя определил Мазин) рожа его заросла недельной щетиной, — а лосьон он, очевидно, употребил внутрь. За спиной его виднелся стол, собранный из деревянных ящиков и покрытый газетами. Мазин не заметил его во время своего первого посещения этого притона и подумал, что, возможно, стол был собран сейчас, а потом при ненадобности будет трансформирован, например, в спальное место. Вокруг стола на таких же шатких ящиках сидели двое мужчин и женщина, впрочем, отличить её можно было только по высокому визгливому голосу, которым она, не обращая внимания на пришедших, излагала какую-то матерную историю. Рядом на груде тряпья, почти сливаясь с ней, лежал кто-то ещё, но определить половую или возрастную принадлежность лежавшего не было никакой возможности. Стол был плотно заставлен грязными стаканами; зелёными флаконами с огуречным лосьоном; розовыми, с какой-то неведомой туалетной водой; а посередине одиноко возвышалась начатая бутылка «Солнцедара». Пепельницы не было, и компания, явно гулявшая не первый час, бросала пепел и окурки прямо на пол. Знакомого алкаша Мазин среди пирующих не увидел.

Как могли, перебивая друг друга и старательно избегая упоминания слова «фотокамера», компаньоны растолковали детине в майке цель своего прихода. Детина не впечатлился и, буркнув, что давно не видел того, кто им нужен, стал закрывать дверь. Мазин подставил ногу, не давая двери захлопнуться, и вытащил из кармана три рубля. Детина сразу стал сговорчивей, приоткрыл дверь и поведал, что Толик, тот, которого описывает Мазин, пропал ещё дней пять тому назад и что примерно тогда же его уже спрашивал один мужик.

— Как он выглядел — этот, который спрашивал? — встрял Макс.

— Да обыкновенно, невзрачный такой, в очочках, — ответил детина, не отрывая взгляда от денег. — Ещё имя такое смешное. Передайте, говорит, если спрашивать будет кто. Боцман! — крикнул он кому-то из сидящих у стола. — Как того мужика-то звали, который про Толяна спрашивал? Ну, имя такое странное, как у этих, которые при гаремах живут?

— Пидор, что ли? — отозвался хриплый голос из комнаты, и вся компания загоготала.

— Да, сам ты… Нет… Этот… О, вспомнил, евнух!

— Может, Енох? — мертвенным голосом переспросил Макс.

— Точно, Енох, — подтвердил детина и, выхватив трёшку из пальцев Мазина, захлопнул дверь.

10.3

Идти во второе место, которое наметил для поисков Мазин, уже не имело смысла: коллекционеры собирались в садике с утра пораньше по выходным, и потому Михаил Александрович решил отправиться туда следующим утром, благо была суббота. Да и вообще, после разговора с алкашами его сильно подташнивало. Букет запахов, вырывавшийся из их жилья, был таким сильным, что Мазину хотелось заткнуть нос. Он подумал, что в последние дни стал гораздо острее, чем раньше, ощущать запахи, свалил это на подступающую весеннюю аллергию, которая случалась у него почти каждый год, и перестал об этом тревожиться.

Макс пригласил компаньона поужинать в ресторан гостиницы «Москва», где он вот уже почти месяц с коротким перерывом жил, но Мазин подумал, решил, что светиться в интуристовском ресторане ему не следует, и кое-как объяснил это недоумевающему иностранцу. Для ужина выбрали весёлый «Баку» на Садовой улице, недалеко от Невского проспекта. Изголодавшийся Макс заказал всё, что насоветовал ему жуликоватый официант,