— И только мы — сами по себе? Боже! И все дела?

— Вообще-то я думаю, что сегодня — просто волшебный вечер.

Я улыбаюсь. Неужели это правда?

Ну что ж, думаю, сегодняшний вечер открыл нам все свои сюрпризы. И тут, будто в подтверждение маминых слов, единственный официант, который все время оставался глух к нашему очарованию, незаметно подходит к нам, наклоняется над свечкой и с невероятно сексуальным итальянским акцентом говорит (а пламя подрагивает в такт его словам):

— Вы не женщины, вы — рай земной!

Мы с мамой не верим собственным ушам. Может, лимончелло и крепкая штука, но комплименты кружат голову не в пример сильнее.

Я запомню этот вечер на всю жизнь.

— Пойдем, я покажу тебе Пьяццетту! — говорит мама. При этом она несколько нетвердо поднимается на ноги, но множество рук тут же тянутся отодвинуть для нее стул. — Лучше всего, конечно, отправиться туда ранним вечером — тогда это настоящий подиум, но и сейчас там будет на что посмотреть, — обещает мама.

Мы идем по улице, она держит меня под руку, и. представьте, я не против. По-моему, это прорыв. Прежде, находясь рядом с ней, я никогда не чувствовала такой близости. Не знаю, может, ей вскружили голову детские воспоминания или Марио что-то тайком подмешал в коктейль «Ким», только она порядком пьяна.

— А что это за люди с фотоаппаратами? — спрашиваю я. когда мы сворачиваем на Виа Эммануэле.

— Это папарацци, — объясняет мама. — Они фотографируют всяких известных личностей для журнала «Капри VIP». Но они не назойливы, поэтому знаменитости не возражают — смотри!

Мама подводит меня к фотомагазину. Витрина увешана фотографиями разных звезд, проходящих по этой самой улице: Дастин Хофман. Николь Кидман. Мерайя Кэри…

— Ух ты — Кевин Ричардсон, — ахаю я.

— Кто? — щурится мама.

— Из «Бэкстрит Бойз»! — говорю я. указывая пальцем на черноволосого красавчика.

— М-м-м… очень хорошенький, — одобряет мама. — А это кто с ним?

— Его жена. Не сыпь мне соль на рану! — со стоном отвечаю я.

— Сошел бы за итальянца. Посмотрим, может, здесь удастся найти его двойника.

В иной раз я бы с воплями бросилась прочь, но сегодня особенный вечер — и я смеюсь. Если бы Клео меня сейчас видела! Я готова отправиться на поиски парней на пару с собственной матерью!

— Вот и пришли — перед тобой всемирно известная гостиная под открытым небом!

Мама сияет, мы идем с ней по булыжной мостовой в небольшой внутренний дворик, заставленный столиками и стульями с плетеными спинками. Я глазам не верю — кажется, что все присутствующие сговорились. Такое впечатление, будто каждой паре или семье дали выбрать какой-нибудь один оттенок — нежно-карамельный, серебристо-абрикосовый, белоснежный — и они выкрасили в него все свои вещи. Получается безупречное сочетание — на всей площади не найдется ни одной незаправленной нитки и ни одного неотполированного ногтя. Мне никогда раньше не приходилось чувствовать себя без драгоценных украшений чуть ли не голой.

— Смотри, свободный столик, — предлагаю я, ныряя под навес бара «Тиберио».

— Погоди… — Мама сканирует взглядом столики конкурирующих баров.

— Или одни бары моднее других? — подначиваю я, оглядываясь, не затевается ли поблизости кровавая драка между бандами Гуччи и полицейскими от «Дольче и Габбана» — ремни намотаны на руку и все такое…

— Я просто ищу… Вот он! — обрадовано говорит мама.

Я смотрю туда, куда устремлен ее сияющий взгляд. Передо мной море чашечек с капуччино и — конечно! — Платиновый Блондин!

Он церемонно кланяется моей матери и жестом приглашает нас подойти. Подумать только, рядом с ним — два свободных стула!

Мое пьяное добродушие испаряется в один момент. Остается только одна мысль: «Моего общества ей всегда недостаточно. Всегда».

— Ким, помнишь мистера Гамильтона с катера?

— Лучше Тони. — Платиновый Блондин пожимает мою руку, настаивая, чтобы я называла его по имени. Какая дерзость.

Я стараюсь быть любезной, но губы сами собой вытягиваются в прямую линию.

— Тони, это моя дочь Ким.

Он кивает и говорит воркующим голосом:

— Девочки, да вы просто сияете!

Американский акцент я услышать не ожидала.

Как бы там ни было, понять, что он говорит, будет несложно. Однажды моя мать болтала с седым ямайским негром на вечеринке, которую устроила одна из ее клиенток, и тут появилась я с полным подносом ромового пунша.

— О, это ваша дочка! — проговорил он с певучим выговором. — Вы как две грабли!

Мы с мамой переглянулись с недоумением. Я никогда не обольщалась насчет своей талии, поэтому комплимент прозвучал издевательски. Мы не успели собраться с мыслям и, чтобы уточнить, что он имел в виду, как он повторил еще настойчивее:

— Грабли! Две грабли!

И вдруг мама с победным видом перевела:

— Капли!

И добавила облегченно:

— Вы хотите сказать, что мы с ней как две капли воды!

— Конечно, — ответил он, очень смутившись. — Вы будто сестры!

Я тихо удалилась в ближайшие кусты.

Платиновый Блондин делает официанту знак ухоженной бровью. Мама хочет еще лимончелло, а я прошу горячего молока, чтобы показать, что уже устала, клюю носом и вот-вот усну за столом… Но, к сожалению, именно сейчас мой итальянский меня подводит, и я говорю по ошибке «latte fredo», после чего мне приходится притворяться, будто я хотела именно стакан холодного молока. (Сотни раз я твердила себе, что «caldo» — это раскаленный, но все равно когда я вижу это слово, то перевожу его как «холодный».)

Платиновый Блондин поднимает за натте здоровье бокал «Сапфирового мартини», спрашивает маму, как ей понравился Капри, ведь она не была здесь столько лет, и предлагает сопровождать ее, когда она отправится навещать могилу отца. Меня переполняет негодование, мне хочется кричать: «Но ведь для этого есть я!», но тут я понимаю, что ничего подобного маме я не предлагала. Мне кажется, у Платинового Блондина манеры предупредительного и заботливого защитника, который всегда принимает все тяготы и решения на себя, и который легко превращается в тирана, как только ты к нему достаточно привяжешься. Я откидываюсь на спинку стула и наблюдаю, как мама оживленно делится впечатлениями о ярких красках острова, рассказывает о том, как у нее защемило сердце, когда она снова увидела скалы Фаральони. Она и вправду сияет. Не понятно только, по какой причине — оттого ли, что вернулась на Капри, или оттого, что подцепила нового обожателя.

Заметив, что большая часть ее помады перекочевала на бокал с лимончелло, мама извинилась и поспешила в туалет.