Вон он. О чем-то беседует с Ибрагим-беем. Тот улыбается, как-то ободряюще. А он стоит спиной ко мне. Как бы я хотела увидеть выражение его лица!

Он садится на прежнее место, на стул, у двери. Ибрагим-бей снова заводит граммофон. Меня приглашает тот офицер, что явно хотел познакомиться со мной. Я отказываю. Но тотчас мне приходит в голову, что если я буду так себя вести, остальные легко заметят мое отношение к незнакомцу. Все, буду звать его «незнакомцем».

Он идет ко мне. Кажется, я сейчас потеряю сознание. Он приглашает Сабире. В первое мгновение я чувствую, как веки набухают слезами детской обиды. Но уже спустя мгновение мне становится ясно: это он нарочно, чтобы никто не заметил, что он здесь из-за меня! Может быть, он даже уговорил Сабире и ее мужа привезти меня сегодня. Передо мной мужчина. Боже, Фасих-бей! Но я уже встала и положила руку ему на плечо.

Конечно, надо было дождаться, чтобы меня пригласил кто-нибудь другой. Думаю, ждать пришлось бы недолго. Какая глупость, какой опрометчивый поступок — танцевать с Фасих-беем. Вот он уже заговорил со мной. Не могу заставить себя вслушаться в его слова. Что подумает обо мне Незнакомец? Зачем этот противный Фасих-бей улыбается так пошло? Незнакомец может подумать, будто меня и Фасих-бея связывают какие-то близкие отношения! Я готова оттолкнуть Фасих-бея, бежать от него. Едва касаюсь его плеча кончиками пальцев, вся напряглась, вытянулась, как струна — лишь бы он не касался моей талии. Надо потерпеть, совсем немного. Что за бесконечный танец!

— Успокойтесь, Наджие-ханым, — голос Фасих-бея доносится словно бы издалека.

— Я спокойна, — откликаюсь с каменным лицом.

— Бедная девочка, вам нужно расслабиться, — звучат вкрадчивые слова.

Мне неприятна такая фамильярность. Кажется, я не подавала повода к такому обращению со мной. Очень хочется прямо высказать ему это. Но нет, не стану уподобляться ему и говорить оскорбительные слова. Не стану!

На самом деле я ужасно напряжена. Каких усилий мне стоит это мое спокойное, но не враждебное; нет, не враждебное выражение лица. Очень хочется пить.

Наконец-то кончился этот мучительный танец.

— Вас проводить? — спрашивает с какой-то иронией Фасих-бей.

— Благодарю. — Я иду рядом с ним, не касаясь его руки.

В конце концов, неужели это может его обидеть? Но почему все это так беспокоит меня? Боюсь Джемиля и отца? Боюсь, что они узнают об этом моем свободном вечере? Да, боюсь. Но боюсь потому что они могут помешать моей любви.

Сижу на диване. Кругом все возбуждены и веселы. Незнакомец подводит Сабире. Со мной — ни слова. Сабире присаживается рядом.

— Очень хочется пить, — шепчу ей на ухо, — только не вина, — воды.

— Ребенок! — улыбается Сабире.

Она выходит и вскоре возвращается со стаканом.

— Пей осторожно, Наджие, вода холодная, а танцы горячат.

Ну уж, танец с Фасих-беем не разгорячит меня. Сабире сама пошла за водой. Значит, слуг здесь нет.

Еще два танца. Что за радость — меня пригласил Ибрагим-бей. Замечаю, что стала относиться к нему, как к брату, испытываю чувство благодарности. Мы обмениваемся во время танца короткими фразами.

— Вы прекрасно играете, Ибрагим-бей, — это говорю я.

— Здесь находится человек, который играет гораздо лучше, — Ибрагим-бей улыбается.

У меня такое чувство, будто я и вправду ребенок, маленькая девочка, которой делают подарки, радуют ее сюрпризами добрые взрослые. Я по-детски уверена, что этот человек — мой Незнакомец, но я почтительно спрашиваю:

— Кто же это, скажите мне.

— Вон тот человек, — конечно, он указал на моего Незнакомца.

— Тогда попросите его сыграть.

Нет, не буду спрашивать, как его зовут. Ведь Ибрагим-бей предупредил, что здесь никто никого никому не представляет. А вдруг он догадается, что меня интересует не только музыка, но и сам пианист.

— Пианино — чудесный инструмент, — произношу я.

Ибрагим-бей улыбается. Мне нравится его улыбка.

Следующий танец я ни с кем не танцую. Незнакомец снова танцует с моей Сабире. Не тревожусь нисколько!

Но кто же он? Так хорошо говорит по-французски, прекрасное произношение. А вдруг он француз? Не могу противиться каким-то нелепым детским мечтаниям, они опутывают пестрыми сетями мое сознание, мое воображение.

Начинаю фантазировать и сама улыбаюсь своим фантазиям. Он — пианист из Парижа, у него гастрольная поездка. Мы встречаемся… много раз. Я бываю на каждом его концерте. Он увозит меня в Париж. Театры, концерты, музеи. Платья и шляпки. Нет, до чего же я смешна! Буду выдумывать дальше. Но разве это называется выдумывать? Просто мои фантазии на своих легких стрекозиных крылышках уносят мою душу. Я вместе с ним, в Париже. А если ему захочется, чтобы я приняла христианство? Но, кажется, сейчас в европейском обществе не придают такого уж большого значения религии. Эй, Наджие, спускайся на землю со своих кукольных небес, дурочка.

Сейчас он пригласит меня. Я знаю!

Пригласил. Снова медленный танец. Снова молчим. Снова его нежная теплота и мое желание прижаться к его груди. Мне хочется знать его имя. Я уже чувствую себя уверенно. Я знаю, если я первая спрошу, как его зовут, он не сочтет меня дурно воспитанной или недостаточно нравственной. Мне так хорошо, так свободно с ним, так тепло и нежно…

Нет, этого не может быть! Мне показалось, он коснулся губами моих волос. Нет, не показалось.

Откуда это ощущение, будто мы уже сказали все слова, уже объяснились друг другу в любви и теперь наслаждаемся взаимопониманием, таким нежным, без слов, откуда?

Но мне хочется узнать его имя. Мне хочется знать, какими нежными прозвищами его наделяли в детстве. Мне хочется узнать это милое имя и повторять его ласково шепотом и про себя.

— Как вас зовут?

Неужели это я шепчу? Так робко, так тихо.

Но он услышал. И шепчет мне в ответ. Его нежные губы чуть касаются моего уха. Так нежно и щекотно.

— Мишель.

Мои пальцы осторожно гладят его плечо.

Внезапно я пугаюсь — вдруг кто-нибудь заметит! Поднимаю глаза, но не встречаюсь с его взглядом. Если встречусь, совсем перестану владеть собой, я знаю.

Вижу остальных. Никому до нас нет дела. Все заняты собой. Танцуют, разговаривают, флиртуют. Как чудесно, что никто не обращает на нас внимания!

После танца он проводил меня к Сабире. И сразу отошел к двери. Мишель. Я так хотела узнать его имя. А теперь стыжусь произносить его даже про себя, стыжусь этой безоглядной нежности, охватывающей меня.

Ибрагим-бей и Сабире пригласили всех в столовую. Длинный стол, застланный белой скатертью уставлен тарелками. Чуть поблескивали стеклянные графины с вином. Угощение скромное. Сыр, маслины, фрукты, пирожные.