Она снова улыбнулась.

– Это что, игра в догадки? – раздраженно спросил Ройс.

– Я только… – Графиня замолчала, ее глаза расширились. – Вы не знаете. – Она сложила руки и коснулась кончиками пальцев улыбающихся губ. – Вы понятия не имеете, верно? – Оглядев его с ног до головы, она кивнула. – Вы хорошо это скрываете, и вы молоды. Первый век, я права?

– Вы очень странная девушка.

– А как насчет вас? – Она хихикнула, и в этом звуке было что-то пугающее. – Ни один человек не смог бы поймать бутылочку с краской, которую кинул Шервуд. Вы ее даже не видели. Вы ее услышали. И скорость, которую продемонстрировали, недоступна простому человеку. – Графиня повернулась и задула свечу. – Я едва вижу вас, однако вы без труда видите меня. Проникающего в окно звездного света достаточно, чтобы вы смогли различить цвет моих глаз.

Это был не вопрос, и она говорила уверенно.

– Холод и жара почти не тревожат вас в отличие от вашего друга, однако лед, снег и корабли… Ах, корабли! Вы никогда не выходите в море.

Ройс радовался погашенной свече, но не был уверен, что графиня его не видит. Казалось, она видит его слишком хорошо, и он не знал, в чем причина.

– Нет, господин Ройс Мельборн, ненависть и разочарование не были вашими родителями, – заметила леди Далгат, и в свете звезд, озарявшем ее бледное лицо, он действительно мог различить, что у нее карие глаза. – По крайней мере один из ваших родителей был тем, кого люди называют эльфами. Я думаю, вам сле…

Ройс никогда не любил этикет. Явиться незваным в спальню леди Далгат было невежливо; уйти, не дослушав ее слов, – еще хуже. Лишь на полпути к лощине Брекен он задумался, почему вообще так поступил.

Она его потрясла. Это было единственное объяснение. Вздорная благородная девчонка так напугала его, что он сбежал. Сбежал. Его обратила в бегство молодая женщина со странными взглядами на жизнь. Пока он возвращался в деревню, у него в голове крутилось одно слово: Невозможно. Иногда к нему добавлялся цветистый эпитет или комментарий: Эта сучка спятила. Но по большей части Ройс скрипел зубами, тяжело дышал через нос и стискивал в кулаках поводья, заставляя кожу жалобно скрипеть. Единственным утешением было то, что Адриан не слышал заявления леди Далгат.

По крайней мере один из ваших родителей был тем, кого люди называют эльфами.

К эльфам относились как к тараканам, болотной тине или хлебной плесени. Когда-то, очень давно, они были рабами Первой империи. После ее падения эльфы освободились, но идти им было некуда. С тех пор рабы, превратившиеся в попрошаек, селились в худших городских районах. Безмозглые, словно привлеченные огнем мотыльки, они ютились в выгребных ямах, тянули руки и выклянчивали объедки. И каждый день целовали грязные ноги тех, кто на них плевал.

Ройс ошибся во время того ночного спора, кто хуже, гномы или собаки. Вне всяких сомнений, ему следовало упомянуть эльфов. Просто они находились так низко в его списке, что обычно он про них не вспоминал.

Я едва вижу вас, однако вы без труда видите меня. Проникающего в окно звездного света достаточно, чтобы вы смогли различить цвет моих глаз.

Она была права, хотя не знала этого. Строителям ведомы лучшие способы разрушить здание, а Ройс гордился своим умением разбивать фальшь. Он насквозь видел обман, лесть и фальшивые улыбки. Мыслил логически, и когда что-то не сходилось, знал: в основании кроются песчинки лжи. Но на сей раз все имело смысл, все сходилось. Просто он не хотел признавать истину.

Ройс не помнил своих родителей. Ему сказали, что его бросили младенцем в сточной канаве Ратибора. Другие дети издевались над ним, дразнили эльфом. Он был маленьким и тощим и, без сомнения, обездоленным. В детстве он им верил. Когда повзрослел, понял, что дети ошибались. Эльф – самая презрительная кличка, которую они смогли придумать.

За прошедшие с тех пор десятилетия Ройс повидал столько бесчеловечности, что смирился с тем, что его бросили, как с чем-то обычным, еще одним элементом в закономерном порядке вещей. Вопрос был не в том, как могла мать бросить меня в сточной канаве, а в том, почему не всех детей бросают в грязи? Просто кому-то везло. Его представление о жизни основывалось на вере в жестокость мира, но, сбежав из спальни леди Далгат, он почувствовал, что эта вера пошатнулась. Если она права, это многое объясняет. Ройс по-прежнему не сомневался в бессердечности жизни, однако, может, жестокость распределялась более закономерно. Его бросили не потому, что мир жесток; его бросили потому, что он эльф.

* * *

Когда он добрался до лачуги Пейна, священник уловил его настроение и не стал приглашать вора к себе, а вместо этого направил его в «Колдуэллский дом», добавив, что пытался предостеречь Адриана, однако тот все равно туда пошел.

Следуя указаниям Пейна, Ройс отыскал нужный дом, однако не увидел вывески, лишь увитое плющом крыльцо. Возле открытой двери стояли трое мужчин и смотрели, как он спешивается.

– Это «Колдуэллский дом»?

Они проигнорировали его вопрос.

Ройс запрыгнул через перила на крыльцо, и мужчины разбежались.

– Не обращай на них внимания, – произнесла молодая женщина, выходя из темных глубин покрытого плющом дома.

Ройс повернулся к ней, и лицо под копной рыжих волос смертельно побледнело. Глаза и рот женщины широко распахнулись, она взмахнула руками, словно маленькими белыми флагами.

– Чтоб меня! – воскликнула она.

– Нет, спасибо, – ответил Ройс. – Я не в настроении, а ты не в моем вкусе.

Женщина попятилась, спотыкаясь. Реакция ее была странной, но ужас в глазах насторожил Ройса, и он остановился. Ройс помнил ее по дням в «Черном алмазе», пусть только лицо. Ее звали Шпат, и она была вором низшего сорта, рядовым армии «Алмаза», трудившимся в команде в одном из не самых благоприятных районов Колноры. Ройс помнил, что она работала вместе с парнем по прозвищу Блеск, который привлекал толпу фокусами и жонглированием. Разумеется, истинная ловкость рук демонстрировалась за сценой.

Неудивительно, что она испугалась, если вспомнить небольшую войну, которую он объявил гильдии пару лет назад, однако страх на ее лице был свежим. Ройс ожидал удивления, даже ужаса, но Шпат выглядела так, словно ожидала его визита. Она буквально излучала чувство вины, и Ройс последовал за ней в таверну.

Адриан…

Быстро оглядевшись, Ройс не увидел напарника. Возможно, тот удалился в комнату, которую снял для них, но это казалось маловероятным, учитывая наличие бара. Адриану следовало бы сидеть с кружкой и заигрывать с симпатичной…

– Где он? – спросил Ройс.

Шпат продолжала пятиться, но медленно. Сообразительная. Всем известно, что от хищника нельзя бежать, это спровоцирует нападение.