Немецкая 4-я армия докладывала: «Пограничные укрепления в основном не заняты. Действия артиллерии крайне слабые, также как и действия бомбардировочной авиации»[67]. Рефреном в донесениях за 22 июня звучат фразы «малое количество артиллерии», «действия артиллерии и авиации слабые». Удивленные немцы пытались делать выводы о причинах происходящего. В журнале боевых действий VII армейского корпуса отмечалось: «Почти не участвующая в боях вражеская артиллерия демонстрирует, что дивизии противника имеют большую ширину и глубину построения». Причины между тем были достаточно очевидны — упреждение Красной армии в развертывании. Именно это привело к «большой ширине и глубине построения». Непосредственно у границы находились только отдельные подразделения дивизий армий прикрытия и саперы, строившие укрепления «линии Молотова». В первые часы войны в бой успевала вступить в лучшем случае дивизионная артиллерия подходивших к границе стрелковых дивизий. Тяжелая артиллерия корпусных артполков и артполков РГК еще не успела сказать свое веское слово.

Молчание советской артиллерии 22 июня отметил даже фон Бок в своем дневнике: «Удивляет то, что нигде не заметно сколько-нибудь значительной работы их артиллерии. Сильный артиллерийский огонь ведется только на северо-западе от Гродно, где наступает VIII армейский корпус».

Напротив, с немецкой стороны грохотала артиллерия всех калибров. Для бомбардировки Брестской крепости немцами было подготовлено одно из самых мощных орудий своего времени — 600-мм самоходная мортира «Карл». К июню 1941 г. в Германии было две батареи «Карлов», объединенных в 833-й тяжелый артиллерийский дивизион. «Карлы» было решено использовать для штурма советских приграничных укреплений. Первая батарея (два орудия) с 60 снарядами была направлена в 17-ю армию группы армий «Юг», а вторая батарея с 36 снарядами — в 4-ю армию группы армий «Центр». Орудия были доставлены по железной дороге на станцию Тересполь за два дня до начала «Барбароссы». Разгрузку монстров прикрывали от наблюдения с советской стороны границы специальными маскировочными масками. В ночь с 21 на 22 июня они были выдвинуты на огневые позиции. 22 июня мортира № 4 выпустила три снаряда, мортира № 3 — четыре. После этого возникли проблемы с застреванием снарядов в стволе, и следующие выстрелы гигантских мортир прозвучали 23 июня. Впоследствии при осмотре цитадели Брестской крепости были обнаружены следы попаданий Карлов». Воронки достигали диаметра 15 м при глубине 5 м в достаточно плотном грунте. Взрыв снаряда «Карла» поднимал столб дыма и пыли высотой 170 метров и, по отзывам немцев, оказывал «большой психологический эффект». «Карлы» позволяли проламывать прочные стены и перекрытия толщиной до 2 метров, против которых были неэффективны 210-мм снаряды. Помимо экзотических сверхтяжелых орудий в распоряжении штурмующих крепость немецких войск в изобилии имелось обычное вооружение: орудия 150-мм и 210-мм калибра, а также реактивные минометы «небельверфер», в том числе калибром 280 мм. Последний, за его высокую огневую мощь, немецкие солдаты называли Stuka zu fuss, «Штука» (пикирующий бомбардировщик пешком).

В кратком боевом отчете о действиях 6-й стрелковой дивизии первый страшный удар противника был описан следующим образом:

«В 4 часа утра 22 июня был открыт ураганный огонь по казармам, по выходам из казарм в центральной части крепости, по мостам и входным воротам и домам начальствующего состава. Этот налет внес замешательство и вызвал панику среди красноармейского состава. Командный состав, подвергшийся в своих квартирах нападению, был частично уничтожен. Уцелевшие командиры не могли проникнуть в казармы из-за сильного заградительного огня, поставленного на мосту в центральной части крепости и у входных ворот. В результате красноармейцы и младшие командиры без управления со стороны средних командиров, одетые и раздетые, группами и поодиночке, выходили из крепости, преодолевая обводный канал, реку Мухавец и вал крепости под артиллерийским, минометным и пулеметным огнем. Потери учесть не было возможности, так как разрозненные части 6-й дивизии смешались с разрозненными частями 42-й дивизии, а на сборное место многие не могли попасть, потому что примерно в 6 часов по нему уже был сосредоточен артиллерийский огонь».

Снаряды сыпались не только на казармы. Все выходы из бастионного кольца крепости находились под таким сильным артиллерийским, минометным, а позже и пулеметным огнем, что 98-й отдельный дивизион ПТО при попытке прорваться из крепости был почти целиком уничтожен. В итоге бойцы и командиры 6-й и 42-й стрелковых дивизий остались в крепости не потому, что они имели задачу оборонять крепость (по плану на это выделялся один батальон), а потому, что не могли из нее выйти.

Все, что находилось вне прочных казематов крепости, было сметено огнем. Артиллерия, находившаяся в открытых парках крепости, в большей своей части была уничтожена. Рядом с орудиями у коновязей стояли лошади артиллерийских и минометных частей и подразделений дивизий. Несчастные животные были уже в первые часы войны перебиты осколками. Автомашины частей обеих дивизий, стоявшие в объединенных открытых автопарках, сразу же запылали.

Дальнейшие события в Брестской крепости достаточно хорошо известны, и поэтому не буду на них останавливаться. С точки зрения нашего повествования интересен следующий факт: германская 45-я пехотная дивизия XII корпуса надолго завязла в боях за крепость и поэтому не участвовала в сражении на окружение под Волковыском.

Судьба плана наступления группы армий «Центр» в значительной степени зависела от быстроты и эффективности действий двух танковых групп. Оставив Брестскую крепость на растерзание пехоте, 2-я танковая группа выходила на позиции к северу и югу от Бреста. Гудериан вспоминал: «В роковой день 22 июня 1941 г. в 2 часа 10 мин. утра я поехал на командный пункт группы и поднялся на наблюдательную вышку южнее Богукалы (15 км северо-западнее Бреста). Я прибыл туда в 3 часа 10 минут, когда было темно. В 3 часа 15 мин. началась наша артиллерийская подготовка. В 3 часа 40 мин. — первый налет наших пикирующих бомбардировщиков. В 4 часа 15 мин. началась переправа через Буг передовых частей 17-й и 18-й танковых дивизий. В 4 часа 45 мин. первые танки 18-й танковой дивизии форсировали реку. Во время форсирования были использованы машины, уже испытанные при подготовке плана «Морской лев». Тактико-технические данные этих машин позволяли им преодолевать водные рубежи глубиной до 4 м»[68].

Тогда, ранним утром 22 июня, Гейнц Гудериан вряд ли действительно считал наступающий день роковым. Любые позднее описанные предчувствия были лукавством. Немецкие военачальники были уверены в своих силах и способностях. За их спиной были громкие победы. Первые часы «похода на Восток» к тому же еще не внушали опасений. Напротив, поначалу успех даже превосходил самые смелые ожидания.

Танки подводного хода, разумеется, дали силам вторжения весомое преимущество. Момент внезапности был ими использован в полной мере. Подразделение «ныряющих» танков уже в 8.15 22 июня прорывается к важной переправе через реку Лесну к востоку от Буга и захватывает ее в неповрежденном состоянии. Об еще одной переправе через Лесну воздушная разведка докладывает: «Разрушена!» Однако «ныряльщики» в 9.45 опровергают это донесение, захватив переправу в неповрежденном состоянии. В отличие от советских специальных плавающих танков Т-37 и даже Т-40 немецкие танки аналогичного назначения были переделкой линейных машин. Поэтому они обладали всеми боевыми возможностями обычных «троек» и «четверок», в том числе способностью полноценно вести бой с танками. Это понадобилось очень скоро: на пути передовых отрядов 18-й танковой дивизии появились советские танки. С боями они пробились до местечка Пелищи. Как было указано в журнале боевых действий XXXXVII корпуса, по дороге они «разгромили несколько танковых отрядов противника численностью до 40 танков». Это был передовой отряд советской 30-й танковой дивизии С.И. Богданова. Основная масса соединения выдвигалась в точку общего сбора дивизий корпуса Оборина в Жабинке, поэтому первый танковый бой был скорее пробой сил сторон. Однако в промежуточном донесении группы армий «Центр» указывалось, что 18-я танковая дивизия «отразила сильную танковую атаку русских».