Кравцову, жену одного из самых успешных бизнесменов Санкт-Петербурга и молодую бизнес-леди.

От былого лоска остались разве что вещи и украшения, а все остальное…

Да на Ульяше лица нет! Как в прямом, так и в переносном смысле этого слова!

— Это он тебя так? Это Борис сделал?

— Нет.

Мотает головой, а сама взгляд отводит.

Вот ведь дурёха! Сколько раз я ей говорила, что этот Борис Ромашин, ее бывший муж, тот еще тип! Как знала, что жди от него беды!

Но это же Ульяна. Эталон упрямства, умрет, только не признает своей ошибки, того, что была не права.

Каришка просыпается и начинает ворочаться в коляске, и это приводии меня в чувство. Мы все еще стоим в прохладном подъезде, и я же вижу, что состояние Ульяны сейчас крайне не хорошее, не время для моих нотаций и реплик вроде «а я же говорила».

— Уль, идем внутрь зайдем, успокоимся и поговорим.

Ульяна еще раз всхлипывает и послушно берется за ручку своего чемодана.

За все время нашей с ней дружбы я не видела ее такой… сломленной, такой разбитой…

Уже позже, сидя на нашей с Васей маленькой кухне, Ульяна наконец рассказывает мне все, что с ней произошло за эти две недели. Слушаю ее и содрогаюсь от ужаса.

— Девочка моя, бедная моя! — накрываю ее ладошку своей.

Каринка агукает в ответ, словно понимает нас.

— Не могу поверить, что Боря… что он сделал такое. Он вышвырнул меня на улицу, переписав на себя все имущество и наш бизнес. А потом еще и приказал своим ребятам преподать мне урок.

Уля отворачивается в сторону окна, и я вижу, как у нее на глазах блестят слезы.

— Урод!

Не могу сдержаться! Это же надо так! Вот, что значит, связаться с абьюзером. Никогда бы не подумала, что это новомодное слово буду употреблять в ряд с именем своей лучшей подруги.

Подруги, которая всегда отличалась боевым характером.

— Я думала, они меня не оставят в живых…

— Тебе нужно обязательно сходить в отделение и написать заявление на Бориса, снять побои…

— Не могу, Поль, не могу.

По щекам Ули ручьем текут слезы.

— В смысле не можешь?

Нет, я сейчас реально ее не понимаю, без шуток.

— Я… Поль, это же Боря… Он… Он не такой. Должно быть, кто-то его подговорил, заставил. Я не могу так с ним поступить.

— Уля! Очнись, девочка, он тебя бросил. И не просто бросил, а вышвырнул, как собачонку! И оставил с голой задницей, как я понимаю.

— Я же… Я люблю его, Поль, — а голосок у самой жалобный-жалобный, и взгляд как у затравленного зверька.

Я еле сдерживаюсь от того, чтобы закатить глаза. Это очень тяжёлый случай, но… разве я сама недавно не была в такой же ситуации?

Ну, по правде говоря, и сейчас я недалеко ушла, ага.

— Уля, нельзя оставлять его безнаказанным. Ты себя в зеркале видела?

Мотает головой и залпом выпивает содержимое стакана. Да, пришлось немного подлить ей в сок кое-что покрепче, из папиных запасов.

— Ой! — Ульяна заходится кашлем, морщится, пытается отдышаться. — Убить меня решила, Огнева?!

— Да, добиваю за твоим бывшим. — Не могу вовремя прикусить язык.

Но я знаю, что Улька на меня не в обиде. Мы с ней столько всего пережили, что страшно вспомнить.

Было все: и огонь, и вода, и медные трубы. А слово «обида» мы и вовсе выкинули из своего лексикона.

— Поль, можно я у тебя поживу немного? — смотрит жалобно и немного виновато.

— Конечно! Оставайся сколько тебе будет нужно. Ты же знаешь, мой дом — твой дом.

— Спасибо, родная!

Улька порывисто меня обнимает, а потом переключается на Каришку, которая тянет к ней ручки.

— Я ведь так и не смогла Боре наследника родить, он все хотел. Сначала нам некогда было, мы бизнес строили. Точнее, он строил, а я была его брендом, лицом компании. А когда пришло время… Я думала, что малыш появится и все наладится, даже полное обследование сделала, вылечила все свои болячки.

Чувствую, как Каринка притихла. Моя малышка, все-то она понимает, видит, что тете сейчас очень плохо.

— Уль, может быть, прозвучит очень грубо, но… Все, что ни делается, все к лучшему. Этот твой Борис… Как по мне, он и ногтя твоего не стоит.

Ульяна молчит, только вытирает мокрые дорожки слез тыльной стороной ладони.

Нет, сколько можно сырость разводить? Нужно принимать кардинальные меры.

— Так, подруга, подержишь малышку?

— Я… — Ульяна даже икает от удивления.

— Ну ты же мне еще подруга?

— Да.

— Вот, тогда держи. — Передаю ей лопочущую на своем, на малышковом Каришку, которая между прочим с огромной охотой идет к тете на ручки.

А вот тетя выглядит очень испуганной и растерянной.

И кто мне тут говорил о наследниках богатому мужу и детях? Да, хочешь проверить готовность к материнству, просто дай подержать ребенка.

Шучу, конечно.

Но, зная Ульяну, с уверенностью на все девяносто процентов могу сказать, что материнство наскучит ей уже на следующий же день. Она любит все эти богемные тусовки, шоппинг в Милане и как ни странно, свою работу стоматологом.

Я ухожу в ванную, но не задерживаюсь там долго. Кажется, отношения между двумя прекрасными дамами складываются как нельзя лучше.

Это хорошо, радует.

Потом из школы возвращается Васька, в чьих глазах столько восторга от первого учебного дня, что я немного приободряюсь и даже позволяю себе забыть сегодняшний разговор с другом Османа.

Встреча с Улей тоже действует на нее положительно.

В какой-то момент мы втроем (простите, вчетвером) так увлекаемся разговором, что напрочь забываем про время. Меня отвлекает входящий, который оказывается от Багрянцевой.

Наверное, звонит насчет документов Василисы.

Так и есть. Обещаю ей, что отправлю через сестру, но та просит по возможности лично завести к ней в школу и еще уладить кое-какие формальности с бумагами на перевод.

Удивительная женщина.

Не могу не восхититься Милой Захаровной. Все-то у нее по полочкам разложено, все схвачено. А вот по сыну ее, Артёму, так не скажешь.

Язык дается ему легко, но какой-то он сам по себе… колючий, что ли…

Сама не понимаю, зачем так близко воспринимаю своего ученика. Ну в плане — это же работа, какая мне разница? Я для него преподаватель английского, а не личный психолог, с чего ему раскрывать душу?