«...Мы условились, как я говорил, что соберется заседание Президиума Совета Министров, но пригласили туда всех членов Президиума ЦК. Маленков должен был открыть не заседание Президиума Совета Министров, а заседание Президиума ЦК партии...

...Когда Маленков открыл заседание, он сразу поставил вопрос:

- Давайте обсудим партийные вопросы. Есть такие вопросы, которые необходимо обсудить немедленно.

Все согласились...»

Вот и ответ! Главным различием между Президиумами Совмина и ЦК, кроме состава, была личность председателя. Как видим, Хрущев и прочие его сторонники изо всех сил стараются представить дело так, словно бы на этом заседании председательствовал Маленков. Зачем Хрущеву понадобилась эта ложь - в принципе, понятно. Представьте себе, что этот фрагмент воспоминаний начинался бы так: «Я открыл заседание и сразу поставил вопрос...».

Ты поставил? А кто ты, собственно, такой, родное сердце? По советской конституции - основному закону СССР - ты никто и звать тебя никак, и вообще государственно значимых решений принимать не имеешь права. Впоследствии Хрущев усиленно старался всех убедить, что именно Политбюро планировало и направляло репрессии, а стало быть, если не по писаным, то хотя бы по неписаным законам СССР имело право принимать решения об аресте - и вполне в этом успел. Но то в Союзе - а его мемуары предназначались, в первую очередь, для публикации за рубежом. Там внимательно отслеживали перемены в СССР и не могли не знать, что после войны роль партии неуклонно снижалась, в то время как повышалась роль государства. И произнеси Никита Сергеевич эту фразу, она мгновенно обросла бы километрами комментариев о том, что Хрущев возродил в СССР диктатуру партии. Оно ему надо? А коль скоро председатель Совета Министров входит в их компанию и даже как бы вроде их действиями руководит, сделанное если и не становится законным, то все же приобретает некий оттенок легитимности.

На самом же деле Маленков не мог вести это заседание - ни реальное, ни вымышленное. Реальное - потому что он был руководителем государства, а не партии. После назначения на пост председателя Совета Министров он отказался от должности партийного секретаря и теперь являлся просто членом Президиума ЦК, без каких либо особых полномочий. Так что открывать это заседание, вести его и председательствовать на нем должен был совсем другой человек, и все мы знаем этого человека. Это тот единственный из присутствующих, кто не имел государственных постов, а лишь пост секретаря ЦК - Никита Сергеевич Хрущев.

Но и придуманное заговорщиками «расширенное заседание» он тоже вести не мог. По очень простой причине: Маленков не имел отношения к заговору. (То, что он примкнул к нему потом - это уже совсем другая история.) Помните, Серго Берия рассказывал, как Ванников позвонил Маленкову, а у того не отвечал телефон? Но такого не может быть, потому что не может быть никогда, ибо снимает трубку не сам Маленков, а кто-либо из его секретариата. (Если даже Ванников звонил по «вертушке», то, не получив ответа, он бы позвонил в секретариат и поинтересовался, где Маленков.) Если телефон не отвечал, значит, он был выключен. А если у главы государства выключен телефон... надеюсь, понятно, что это означает?

Серго Берия относился к Маленкову без малейшей симпатии, считая, что тот предал его отца. Даже так: был другом дома и предал. Так что отмазывать его от участия в заговоре, придумывая молчащий телефон, ему нет никакого резона. Да и не придал он особого значения тому факту, что Ванников не смог дозвониться главе государства.

Более того, судя по его дальнейшей судьбе, именно Маленков являлся основным врагом Хрущева. После пленума 1957 года, когда противники Хрущева предприняли попытку снять его - кстати, совершенно уставными методами, - все они лишились своих высоких постов. В газетах появилось постановление «Об антипартийной группе Маленкова, Кагановича, Молотова и примкнувшего к ним Шепилова» - именно в таком порядке.

Всех «смутьянов» перевели на незначительную работу, а впоследствии исключили из партии. Молотов, например, поехал послом в Монголию. Однако потом, выйдя на пенсию, все они спокойно жили в Москве. С Маленковым же поступили иначе. Его отправили сначала в Усть-Каменогорск, в Восточно-Казахстанскую область, потом в город Экибастуз, директором ТЭЦ. В 1961 году его исключили из партии и выпихнули на пенсию, но покинуть Экибастуз не разрешили, позволив вернуться из ссылки лишь в 1968 году, после смерти матери. По всей видимости, условием стало молчание - Маленков не оставил воспоминаний, ничего не рассказал даже нашедшему ключик ко многим партийным функционерам Феликсу Чуеву. Остаток жизни он попросту промолчал.

Кстати, кроме кампании по дискредитации Берии, хрущевцами была развернута еще более разветвленная кампания по дискредитации Маленкова. Другое дело, что если «антибериевский» пиар проводился открыто и на всю страну, то здесь действовали несколько тоньше. Маленкова усиленно старались представить «мотором» самых грязных дел МГБ, и в первую очередь «дела врачей». Нет, конечно, основным злодеем тут считался Сталин, но Маленков выступал в роли его «правой руки». Хотя не факт, что в ту зиму он вообще имел отношение к делам госбезопасности.

Согласитесь, это логично: у кого самая жестокая судьба, тот и есть главный враг существующей власти...

Вернемся теперь к документу, который считается одним из основных материалов по аресту Берии - пресловутому черновику заседания Президиума Совмина, якобы составленному Маленковым (Док. 1.1.), и рассмотрим его поподробнее. Странное он производит впечатление - и чем дальше, тем «страньше». Почему-то состоящую из общих слов вводку, которую любой из присутствующих способен был произнести в порядке импровизации, автор прописал четко и полностью, а содержательная часть дается в виде отрывочных, конспективных фраз. Более того, в сборнике «Берия», где этот документ опубликован, под ним содержится примечание, что он двойной: часть напечатана на машинке, а часть написана от руки.

И вот тут впору сказать: «Блин!», если не крепче. Потому что какой же это черновик? Кто это печатает черновики на машинке, а потом продолжает от руки? Первая, машинописная часть - те самые общие фразы - может быть только одним: тезисами чьей-то речи, посвященной повестке дня заседания, то есть аресту Игнатьева. Когда понадобилось придумать «оправдательный» документ, кто-то из присутствующих пробежал глазами бумагу, сказал: «Годится!» и, взяв первый лист, предложил Маленкову дописать остальное. Маленков дописал, но в дело эта бумажка не пошла, а после заседания он машинально положил листок в папку.

Впрочем, может быть, и не Маленков его писал, и в архив «черновик» попал уже значительно позже. Действительно, есть такое впечатление, что сия фальшивка сделана экспромтом, во время заседания - но насколько оно верное? Догадки по поводу этой бумаги строят самые разные, одно неизменно: никогда не подвергается сомнению авторство - а чего еще хотеть? Маленков это писал, Маленков - а раз он писал, стало быть, и заседание он готовил!