Томас машет этим оружием перед собой. Кусок стекла отваливается и падает на ковровое покрытие. Он приближается к мальчику. Ему нужно уйти. Только это сейчас имеет значение.

– Я не сделаю тебе ничего плохого, – говорит Томас.

Сердце стучит в груди все быстрее, рана на шее пульсирует в том же ритме. Мальчик не отвечает. Томас даже не слышит его дыхания.

Мысли роятся в голове. Пео и остальные, должно быть, сейчас в «Клубе „Харизма"». Они понятия не имеют, где Томас, и могут подумать, что он валяется пьяный. Или что он нашел с кем переспать. Они только завтра утром сообразят, что дело серьезное.

Томас делает еще один шаг вперед. Между ним и мальчишкой теперь всего метр.

– Пожалуйста, – просит он. – Я ничего не скажу твоей маме и вообще никому не скажу. Только позволь мне уйти.

Рот мальчика открывается и закрывается. Раздается этот ужасный щелчок.

– Но если ты не будешь осторожен, то я…

Мальчишка бросается на него с распростертыми объятиями. Зубы щелкают в воздухе. Томас выставляет вперед острое горлышко бутылки. С ужасом видит, как стекло погружается в плечо у самой ключицы ребенка. Проходит дальше. Это происходит так легко. Слишком легко. Плоть очень мягкая.

Томас отдергивает руку и выпускает свое оружие.

– Прости. – Он чуть не плачет. – Прости, я не хотел…

Мальчик смотрит на него почти с упреком. Он задумчиво трогает неровные края раны. Томас видит, что она глубокая, но крови нет. Только серое мясо внутри. У него несколько болезненных оттенков. Напоминает фарш, который слишком долго пролежал в холодильнике. И запах сейчас еще сильнее. Запах аммиака и гнилых сладких фруктов.

Это невозможно, это должен быть сон, сон, сон… я должен проснуться.

Мальчик снова взбирается на Томаса, как сделал бы испуганный ребенок, в поисках утешения в объятиях взрослого. Его зубы вновь впиваются в шею Томаса. Мерзкое существо прижимает рот к ране и сосет кровь, как будто она пульсирует недостаточно быстро.

Томас спотыкается, делает пару неверных шагов и сползает на пол. Он сидит между кроватью и столом. Пытается оттолкнуть мальчишку ногами, но он в таком сильном шоке, что силы полностью оставили его.

Когда мальчишка насытился кровью, его кожа перестала быть серой и стала выглядеть розовой и здоровой. Томас смотрит на него и не понимает, что происходит. Ребенок снова впивается зубами в его шею. Заваливает на спину. Стекло на полу впивается Томасу в спину через пиджак и рубашку. Из раны на груди мальчика начинает сочиться кровь. Собственная кровь Томаса!

Темнота в глазах превращается в плотное облако. Томас понимает, что если он сейчас потеряет сознание, то уже не выживет.

И какая-то часть Томаса даже этого хочет. Ему кажется привлекательной мысль просто позволить темноте, пляшущей перед глазами, окутать себя полностью. Погрузиться в неизвестное. Забыть о боли. Это было бы не сложнее, чем уснуть дома на диване перед телевизором.

Но он не хочет умирать.

Мальчишка теперь сосет не так жадно. Словно сытый младенец у груди матери.

Этого не должно было произойти.

Это не может закончиться вот так.

Томас должен попробовать.

Он поднимает правую руку, делает несколько торопливых вдохов и бьет мальчишку наотмашь, его голова ударяется о край кровати.

Ребенок рычит как животное. Идет кровь.

«Моя кровь…» – думает Томас.

Кровь везде: на зубах, на губах, на подбородке ребенка, она течет из раны под ключицей. Плоть вокруг раны у мальчишки теперь нормального розового цвета. Лицо тоже как у обычного ребенка.

Снова раздается звук лязгающих в воздухе зубов, и Томас снова бьет голову паршивца о край кровати.

Глаза мальчика закатываются глубоко наверх. Обмякшее маленькое тельце безжизненно валится на Томаса.

Томас кричит, его крик отдается эхом от стен каюты.

Тельце такое маленькое. Такое легкое.

Томаса несколько раз стошнило, пока он пытался подняться с пола. Стены каюты качаются в глазах, как будто судно попало в сильный шторм, а может быть, это действительно так. Томас уже вообще не понимает, что происходит и как с этим быть. Комната вокруг него пляшет все быстрее, унося его в темноту.

Альбин

Бутылки на полках магазина беспошлинной торговли слегка позвякивают, когда Альбин проходит к кассе. Здесь все утопает в ярком свете. Сверкают флаконы духов, бутылки с алкоголем, целлофановые обертки блоков сигарет и огромных шоколадок «Тоблерон». В корзине у Альбина лежит банка лакричных конфет и человечек, наполненный драже «Эмендемс». Мама с папой дали ему двести крон, чтобы он мог что-нибудь купить на пароме, но когда вокруг такой большой выбор, глаза просто разбегаются.

Альбин встает в очередь; на него из парфюмерного отдела пристально смотрит женщина с красными губами и прямыми волосами, выкрашенными в розовый цвет. Он начинает нервничать, размышляя, видела ли продавщица, что они вместе с Лу, он ведь помнит, что девчонка здесь кое-что стащила.

Но ничего особенного не происходит. Когда Альбин выходит из магазина, Лу уже ждет его у выхода и нетерпеливо жует резинку.

– Быстро ты обернулся.

Она разворачивается и идет, не дождавшись, пока мальчик с ней поравняется.

Альбин следует за сестрой. Смотрит на скучающего администратора за стойкой информации. Они идут по лестнице и снова выходят к ресторану «Буфет „Харизма"». Идут в кормовую часть судна мимо ресторана, кафе и бара под названием «МакХаризма», где пьет пиво компания молодых людей в куртках. Проходят мимо игровых автоматов, где видят, как несколько маленьких детишек нажимают на кнопки, не понимая, как работает автомат. За окнами теперь абсолютно темно, и Альбин видит в них только отражение Лу.

– Аббе, иди сюда, – зовет Лу.

Она останавливается у маленького стенда с глянцевыми фотографиями. Подойдя ближе, Альбин узнает фотографа, эта женщина снимала их, когда они проходили на борт.

– Это просто образцы, – говорит она на ярко выраженном вэрмландском диалекте, когда их взгляды встречаются. – Сегодняшние фотографии можно посмотреть здесь, сорок девять крон за штуку, готовность через час.

Женщина протягивает планшет. Лу выхватывает его и начинает быстро листать фотографии, интенсивно жуя резинку. Иногда она на секунду задерживается и комментирует некоторые детали:

– Да, красиво, когда волосы густые… Как же мне нравятся джинсы, натянутые до подмышек… О, мой любимый цвет в одежде… А его родители, должно быть, брат с сестрой…

У Альбина голова идет кругом от множества незнакомых лиц на экране.

Он ищет что-то интересное, чтобы тоже прокомментировать, но Лу его все время опережает.

– Смотри, вот мы.

Снимок внезапно выныривает из множества