– Какие ножки? Что он несет? – спросила Ирка, удивленно глядя на Багрова.

Матвей помрачнел. Он вспомнил, что видел этого суккуба на крыше, когда тот притворялся Иркой. Впрочем, сейчас был неподходящий момент для выяснений отношений. И суккуб это прекрасно понимал. В толпе Трехкопейная дева не сможет пустить в ход рунку. Вспомнив о «противном Борисюське», находившемся у него на выпасе, суккуб ловко отправил его за мороженым, а сам перепорхнул к Ирке и Матвею и, пристроившись между ними, подхватил обоих под ручки.

– Вы обратили внимание? По сторонам смотрите – красивые девушки выгуливаются исключительно воинственными гномиками! А? Как вам? Дожили! – зашептал он по-свойски, точно знал обоих с младенчества.

– А красивые мужчины? – спросила Ирка, невольно оглядываясь на Багрова, но видя только розовую щеку виснущего на ней суккуба.

– Ну, милая, сказанула! Красивые мужчины сами требуют. И получают его от некрасивых, трезвых и расчетливых женщин. Нередко даже старше себя. Ну, туда им и дорога! Кому еще нужны надутые пупсы?

– Что?

– Все просто, люля моя! Некрасивый мужчина сам дает внимание, а красивый его требует. Вот и вся арифметика!

Гаулялий подпрыгнул. Подвесы в форме фигурных таблеток затряслись в розовых мочках ушей. Служившие коленями пузырьки от духов заскрипели.

– Да и женщины хороши! Если хочешь приручить даму, воплоти ее тайную мечту, и ее эйдос навеки твой! Ах какие бывают мечты! Например, вчера клиентка была! Ей срочно требовался прЫнц. Нет, ни в коем случае не беленький! А такой, знаешь, принц-вампир на черном коне!.. Вообразите: она стоит такая вся такая… а он выходит такой весь растакой! И розами ее по лицу со всего размаха – раз! Получи, такая вся такая!.. Не могу, короче, тебя забыть, ваще! А она, дрожа, бросается ему на шею и лепестки осыпаются, такие все такие! – и Гаулялий зарыдал от полноты чувств.

– Как это по лицу? Розы-то с шипами! – хмуро сказал Багров.

– Ну, они, конечно, с шипами. Но шипы я ножничками отрезал! Очень надо мне потом с зеленкой возиться! – покаянно вздохнул Гаулялий.

Ирка, ахнув, заглянула ему в глаза.

– Ты? Так, значит?..

Суккуб поклонился, хлюпнув коленками.

– Ну, конечно, принцем был тоже я… А где я его возьму-то? Разве что в Африке черненького поймаю. А сейчас прощения прошу! У меня разговорчик к Матвею имеется! Давно хотел его встретить!

Он обнял Багрова за плечо и потянул за собой, к набережной. Ощущалось, что Гаулялий мало-помалу освоился на земле, унаследовав клиентов сгинувшего Хныка, поднабрался опыта, и дела у него идут неплохо.

– Чего надо? Я тебя прикончу! – рявкнул на него Матвей.

– И правильно! Поделом мне! Да разве ж я сам? Меня Шилов заставил!.. А я, бедненький, слабовольненький, не смог воспротивиться! Можешь меня наказать! Бей, не жалея! Так мне, заразочке такой, так!..

И он услужливо надул щеку, подставляя ее Багрову. Даже ладонь его потянул, чтобы ударить самого себя рукой Матвея. Тот бить не стал и руку брезгливо отдернул.

Гаулялий перестал надувать щеку.

– Ну и не надо! – сказал он без огорчения. – Я просто привет хотел передать! Ты ж теперь наш!

– Как «ваш»? – со страхом переспросил Багров, невольно вспоминая четыре карты и выигранный конструктор. – Ничего я не ваш!

Гаулялий спорить не стал, только подмигнул по-свойски. Секунду спустя он повис на «противном Борисюське», который, по щедрости купив пять порций мороженого, мерз теперь, прижимая их к груди. Суккуб подхватил его под локоть, и парочка быстро нырнула куда-то.

– Может, надо было сказать? Предупредить? – спросила Ирка, подбегая к Багрову.

– Чего сказать? – машинально отозвался он, размышляя о только что услышанных странных словах.

– Ну, мол, простите, но ваша девушка – суккуб, которому нужна только ваша душа, – печально сказала Ирка и вздохнула, понимая, что едва ли «противный Борисюська» стал бы к ней прислушиваться. Только у виска бы пальцем покрутил. Это все равно как к ней бы сейчас кто-то подошел и ляпнул: «А твой Матвей-то суккуб! Ему нужен только твой эйдос!»

– Бывают же такие сволочи! Несут всякую чушь! – пробормотал Багров, непонятно что имея в виду.

Гаулялий мелькнул в толпе в последний раз и окончательно исчез.

– Скользкий тип! – сказала Ирка. – И самоуверенный.

– Ага, – кивнул Матвей.

Гаулялий и правда очень изменился. А ведь совсем недавно дела у него шли скверно. Каждую секунду он ожидал, что его турнут в Тартар, и ходил, втянув голову в плечи. Но внезапно в один из таких пустых дней ему повезло. Он случайно открыл для себя уникальную нишу – фактически золотую жилу. Зашел в частный магазинчик сувениров на центральной улице и, показав на дорогущую глиняную жабу, велел ее упаковать. Молодая продавщица трудилась минут десять. Оборачивала ее цветной пленкой, закручивала ленточками, а края ленточек продергивала ножницами, чтобы те свернулись в кольцо. Гаулялий наблюдал, постукивая о прилавок свернутыми деньгами. А в последнюю минуту, когда продавщица уже протянула за ними руку, внезапно спрятал их в карман. В глазах у женщины повис тревожный вопрос.

– Куплю, если и душу продадите! – шутливо сказал суккуб, пряча за спиной ладони, чтобы не видно было, как дрожат от жадности пальцы. Слово «эйдос» он дальновидно не упоминал, не желая лишних вопросов.

Продавщица улыбнулась с явным облегчением. Значит, работа не насмарку.

– Да запросто! Бесплатно берите! Вам завернуть или как?

– Нет-нет! Я сам возьму! – поспешно сказал Гаулялий.

В следующее мгновение цепкая ручонка скользнула продавщице в грудь и исчезла там на несколько мгновений. Женщина попыталась крикнуть, но почему-то не смогла и, задохнувшись так и не состоявшимся воплем, осела прямо на гору китайских чашек, имитирующих настоящие китайские чашки. Гаулялий оглядел эйдос и, приятно улыбнувшись своему отражению в витрине, вышел на улицу. Глиняную жабу он выбросил в первую же урну, а эйдос бережно спрятал в чистенькую, тщательно протертую пудреницу.

С тех пор пудреница наполнялась быстро. Если Гаулялий и ходил еще на свидания, то только из любви к искусству. Он был доволен собой. Для суккуба, привыкшего обольщать и играть в любовь, это была новая техника, скорее комиссионерская, но очень эффективная. И какое ему было дело, что человек, так и не понявший, чего он лишился, остался с черным провалом в душе, который не заштопают уже никакие нитки. И этот страшный сосущий провал год от года будет только гноиться и заполняться нечистотами. В лучшем случае покроется чуть розоватым и пористым замещающим жирком.

* * *

Неожиданная встреча сбила Ирку и Матвея с толку и испортила настроение. Багров повернулся и крупными, сердитыми шагами пошел к железнодорожному мосту. Ирка едва за ним успевала. Тяжелые дуги со множеством заклепок перебросились через реку, подпираемые основой из тяжелого камня. Наверху угадывались железные лестницы и переходы. Громадный мост, капитальный, уходит куда-то к «Киевской».