Девочка: Я не хочу растолстеть.

Доминик: Но ты такая худенькая!

Мия: Ты даже слишком худая…

Девочка: Вообще-то я вешу 18 килограммов.

Доминик: А кто тебе сказал, что не надо много есть, чтобы не растолстеть?

Девочка: Мама сказала, что толстеть ни за что нельзя.

Мы надеваем на девочку новый наряд, Мия вплетает ей в волосы бант, и мы возвращаемся в зал. В дальнем углу на стуле практически в темноте сидит женщина. Я приветствую ее, она отвечает мне с набитым ртом. Это мама девочки. У нее на коленях бумажный пакет из «Макдональдса» с гамбургером и картошкой фри, которую она жует. Рядом — литровый стакан кока-колы. На вид ей сильно за сорок, она тучная и неухоженная, ее волосы были окрашены в каштановый оттенок, но давно, поэтому седые корни успели уже сильно отрасти. Она одета в фиолетовый спортивный костюм из шенилла. Контраст между ухоженной внешностью дочери и ее собственной предполагает, что мать хотела внешним видом дочери взять социальный и экономический реванш. После фотосессии мы возвращаемся в примерочную. Девочка переодевается и уходит с матерью. Доминик и Мия снова осуждают ее худобу, утверждая, что это ненормально и что представляющее ее агентство должно следить за весом. Проскальзывает идея связаться с агентством, но никто этого не делает; вероятно, эта аномалия в каком-то смысле нормализована, а возможно даже, обе женщины придали этому вопросу значение лишь потому, что с ними была я.

Пока Доминик заплетала девочке косички, я попросила визажистку рассказать о ее работе:

Доминик: Сегодня меня больше не спрашивают, работаю ли я где-то еще, на основной работе, помимо этой. Помню, когда я училась в школе макияжа, лет двадцать назад, мне говорили: «Да, но… чем ты будешь заниматься помимо этого?» Сегодня люди реагируют по-другому. Когда ты им говоришь: «Я профессиональный визажист, мейкапер и тому подобное», то они такие: «Ого, вау, круто!» [Карикатурно изображает возглас, имитируя восторг.] Когда говоришь: «Я косметолог», то слышишь: «А-а-а-а, ну ясно». [Имитирует снисходительный тон, указывающий на отсутствие интереса.] Понимаешь, косметология — это совсем не то, ты вроде как в мире моды, но… но… ты не заставляешь людей мечтать!

Джулия: Почему ты думаешь, что мода заставляет людей мечтать?

Доминик: Когда читаешь журналы, они производят сильное впечатление. <…> Оттуда на нас смотрят «звезды», они повсюду. <…> То есть люди гораздо больше увлечены этим миром мечты, чем раньше, они хотят прикоснуться к нему, потому что он наконец-то кажется доступным для всех, хотя это совсем не так! <…> А поскольку я работаю на Chanel, это заставляет людей мечтать. <…> Лично я очень рада, что работаю на этот дом <…> я о таком даже не мечтала… я даже не мечтала, что у меня будет такой заказчик.

Слова Доминик свидетельствуют о повышенном внимании к тем, кто работает в сфере моды. Это особенно актуально сегодня, когда занятость в этом секторе стала не только «настоящей работой», но и работой мечты. Ее желанность и интерес проистекают из причастности к созданию мечты: образов роскоши, престижа и исключительности, которые мода производит, чтобы продавать себя.

Однако профессиональные реалии в этой отрасли не всегда совпадают с фантазиями о мечте. Мода — это не просто мир, находящийся в круге света, это «пересвеченный» мир. Пересвеченная фотография подверглась чрезмерному воздействию света, в результате чего нюансы, тени, контуры и фон оказались размыты, неточны, а иногда невидимы. Метафора «пересвеченности» позволяет нам говорить как о привлекательности мечты о моде, что является следствием нахождения ее в центре внимания, так и о ее нечеткости, то есть невозможности передать реальность, которая лежит в основе образов и становится невидимой из‑за «слишком видимого». Мода — это система, которая одновременно и «пересвечена», и туманна. «Пересвечена» из‑за своего повсеместного присутствия в СМИ и центрального места, которое она занимает в наших желаниях и практиках потребления, а туманна, поскольку очень трудно разглядеть, что стоит за визуальными образами и фантазиями, которые она создает. Такое ощущение, что в моде чрезмерное воздействие света затуманивает реальность, делая внутренние правила производства непроницаемыми и намеренно скрытыми.

Свет, исходящий от моды, проецирует мечту также и на работников этой индустрии, предоставляя им достойное место в обществе. Майра, дизайнер, рассказывает: «Когда говоришь, что работаешь в индустрии моды, внезапно появляются люди, желающие с тобой пообщаться, потому что каждый хочет иметь отношение к моде». Она добавляет: «Думаю, это потому, что мода порождает желание мечтать». Работники моды вызывают интерес, потому что в них видят посредников, благодаря которым можно прикоснуться к мечте. Когда я спрашиваю Ирис из отдела обучения персонала в одном из премиальных брендов, с какими представлениями ассоциируется работа в сфере моды, она отвечает:

Я думаю, ты действительно ощущаешь себя элитой… Ты не такой как все: потому что ведь большинство людей, когда листают журналы мод, смотрят рекламу или дефиле по телевизору, они не знают, откуда это все берется, для них это большая тайна… А ты, если работаешь в моде, то знаешь все! Для тебя нет никакой тайны, ты находишься внутри. Может быть, еще и потому, что люди так сильно хотят все эти вещи! Их нельзя не хотеть, когда видишь моделей, наряды, стильные образы… Не знаю, что бы это ни было, это настолько… это настолько сильно вызывает у людей желание, а ты, будучи частью этого, возможно, чувствуешь себя не таким, как другие… когда ты так близок к этому, это как что-то божественное, потому что вводит людей в экстаз! Их привлекает успех, а мода — что-то вроде символа успешности… Не все, кто работает в сфере моды, знамениты, но ты близок к вещам, которые люди боготворят, и чувствуешь себя частью мира знаменитостей.

Шарлотта, журналистка, пишущая о моде, согласна с тем, что благодаря СМИ профессионалы мира моды стали своего рода элитой — элитой, фабрикующей желания. Не вдаваясь в психоанализ этого понятия, интересно отметить его социальные и экономические аспекты и рассмотреть желание как силу, импульс, двигатель, который капитализм присвоил себе (Lordon 2010). Капитализм производит как товары, так и желание обладать ими. В моде такое желание касается не только товаров и потребителей, но и работников, которые одновременно являются и желаемыми, и желающими. Именно в этом смысле работа в сфере моды по сути своей формирует особую элиту — элиту желания[63]. Дизайнер Эльза подтверждает идею о возникновении новой социальной иерархии, которая основана на известности, порождающей