– Она выглядит счастливой, – сказала Кейт.

– Она счастлива, это очевидно.

– Ты думаешь… в младенчестве она была похожа на Мери Кейт?

– У нее светлые волосы, хотя сейчас они цвета меда. И улыбка напоминает мне твою. Но возможно, я цепляюсь за соломинку, потому что хочу, чтобы она оказалась нашей дочерью.

Кейт положила руку на грудь.

– Я не чувствую этого здесь, в моем сердце.

Они смотрели на Робин, пока та не исчезла в доме. Некоторое время у них не было сил ни двигаться, ни разговаривать. Кейт положила конец бессмысленному ожиданию.

– Пойдем, – сказала она, – в такую погоду она уже не выйдет из дома.

– Ты права.

Они торопливо направились к «бентли». Трент включил двигатель и повернулся к Кейт.

– Мы будем в Шеффилде через час. Отсюда до него только пятьдесят или шестьдесят миль.

Кейт посмотрела на часы.

– Криста Фаррелл каждый день после школы ходит в публичную библиотеку – там работает ее бабушка. Мы должны попасть в Шеффилд до закрытия библиотеки.

Трент протянул руку и провел пальцем по щеке Кейт.

– Ты в порядке?

– Да, все хорошо.

– Ты подумала о том, что будешь делать, если ни Робин, ни Криста не окажутся нашей Мери Кейт?

– Я справлюсь. – Она посмотрела ему в глаза. – Ты должен знать, что я никогда не прекращу поисков нашего ребенка.

Несколько минут Трент сидел молча.

– Если это произойдет – проговорил он наконец, – если ни одна из девочек не окажется Мери Кейт, я хочу помочь тебе. Я хочу, чтобы мы вместе искали нашу дочь.

Кейт стиснула зубы и отвернулась. Он понял, что она старается справиться с нахлынувшими чувствами и делает отчаянные попытки не расплакаться. Черт! Он прекрасно знает, что она чувствует.

Нервы у Кейт были на пределе, когда они остановились на стоянке перед библиотекой. Многие дома в Шеффилде пустовали, и городок выглядел заброшенным, но кое-где были видны следы обновления. Пока они проезжали Юку, Чероки и Таскумбию, Кейт вглядывалась в фотографию Робин Эллиот. Перед ее глазами всплывал образ смеющейся девочки. Если Робин – Мери Кейт, почему не отозвалось ее материнское сердце?

– Ну что, будем ждать, когда закроется библиотека, или войдем? – спросил Трент.

Войти? О господи, неужели она сможет сделать это? Не возникнет ли у нее искушения заговорить с ребенком, рассмотреть ее, как жучка под микроскопом?

– Давай войдем.

– Ты уверена?

Кейт кивнула.

– Нам нельзя пристально смотреть на нее, и мы не должны разговаривать с ней. Поняла?

– Да-да.

Они вышли из «бентли» и направились в библиотеку. Небольшое помещение можно было охватить одним взглядом. Кейт открыла сумку и положила в нее фотографии. Затем обвела глазами зал и заметила маленькую девочку, в одиночестве сидевшую за столом. Она держала в руке карандаш, глядя в открытую тетрадь. Рядом на стуле лежал школьный портфель.

– Вон она, – прошептала Кейт.

Трент проследил за ее взглядом.

– Хорошо бы она подняла голову, тогда мы лучше рассмотрим ее лицо.

– Нам нельзя ее рассматривать, – возразил Трент. – Давай возьмем какие-нибудь журналы и сядем за соседний стол.

Кейт последовала за Трентом, и, выбрав несколько журналов, они устроились за ближайшим к Кристе столом. Когда они сели, девочка подняла голову, посмотрела на Кейт и улыбнулась. Кейт ответила ей улыбкой. У нее сжалось сердце, когда она увидела темно-карие глаза ребенка. Глаза Трента.

Это не означает, что она – Мери Кейт.

Вероятно, девочка выполняла домашнее задание. Она погрузилась в работу, и они получили возможность время от времени кидать на ребенка любопытные взгляды. Чем дольше Кейт приглядывалась, тем больше сходства находила. У девочки глаза Трента – такого же цвета, с таким же сосредоточенным выражением, которое появляется в них, когда он работает. И такой же рисунок пухлых губок. Форму лица – сердечко – и россыпь веснушек она унаследовала от Кейт. Нос, как у бабушки – матери Кейт, – чуть-чуть длинноватый для небольшого лица, но со временем диспропорция исчезнет.

Черт, Кейт, не делай этого. А волосы? Они не светлые, как у Кейт, и не темно-каштановые, как у Трента. Светло-каштановые – смесь двух цветов. И Криста пухленькая, а они с Трентом были в детстве худыми, как Робин Эллиот. Но Кейт точно знала, что Мери Белл была толстенькой.

Ну вот, ты опять пытаешься убедить себя, что эта девочка – твоя дочь. Находишь сходство там, где его нет… Или эта малышка – действительно Мери Кейт? В глубине души Кейт тянет к этой девочке, но означает ли это, что Криста – ее дочь?

– Ты слишком откровенно ее рассматриваешь, – прошептал Трент. Он потянулся через стол и сжал ее трясущуюся руку.

Кейт заставила себя отвернуться от Кристы.

– Ты видишь сходство? Или оно мне кажется? – тихо спросила она.

– Мои глаза и рот. Твой овал лица и веснушки.

Поняв, что Трент тоже заметил сходство, она не удержалась и снова посмотрела на Кристу. Девочка мусолила карандаш. У Кейт замерло сердце – мать постоянно бранила ее за это. Даже сейчас она иногда ловит себя на том, что грызет карандаш.

У Кейт в горле встал комок, и на глазах навернулись слезы.

– Нам лучше уйти, – сказал Трент.

Она покорно кивнула. Они собрали журналы, и от волнения Кейт уронила один на пол. Она не успела наклониться, как Криста выскочила из-за стола, подняла журнал и протянула ей. Они встретились взглядом. Кейт смотрела на девочку глазами полными слез. Криста снова улыбнулась, и Кейт едва удержалась, чтобы не схватить малышку и изо всех сил не прижать к себе.

– Спасибо, – дрогнувшим голосом сказала она.

Трент обхватил ее за талию, потому что у нее подгибались ноги.

– Пожалуйста, – ответила Криста.

Прежде чем Кейт протянула руку и дотронулась до ангельского личика девочки, Трент заставил ее уйти. Он забрал у нее журналы и положил на полку, потом вывел ее из библиотеки и повел к машине. Он открыл дверцу, и Кейт обратила к нему залитое слезами лицо.

Трент прижал ее к себе, и она прильнула к нему, тихо плача. Он гладил Кейт по спине, тщетно пытаясь успокоить.

– Не надо, милая, тебе будет плохо.

– Я знаю, это безумие, но я думаю… я чувствую… что она – Мери Кейт.

– Да, я знаю, знаю.

– Ты… – проговорила Кейт сквозь слезы, – ты тоже почувствовал?

Трент поцеловал ее. Ласково и нежно. С легким привкусом страсти.

– Да, почувствовал. Но возможно, мы просто принимаем желаемое за действительное.