— Думаю, мне не помешает прогулка, — пояснил он.

Я не был в этом так уверен, потому что на ногах он держался весьма нетвердо. Но все-таки согласился. В конце концов, было не так поздно, да и он уже не ребенок.

После того как он ушел, я загрузил грязную посуду в посудомойку и удалился в гостиную, прихватив большую бутылку бурбона, — чтобы подумать о его предложении. Возможно, я задремал разок. Или даже два. Просто прикрыл глаза. Послеобеденная дрема — это проклятие всех людей средних лет.

Я вздрогнул и проснулся, когда услышал, как где-то наверху поскрипывают ступени старой лестницы.

Хлоя сунула голову в дверь:

— Привет.

— Привет.

Она переоделась в пижаму. На ней была мешковатая футболка поверх мужских пижамных штанов и сползающих с ног носков. Темные волосы были распущены. Она выглядела сексуальной, уязвимой и неряшливой одновременно. Я уткнулся в бутылку бурбона.

— Ну как прошло? — спросила она.

Я подумал секунду:

— Интересно.

Она шагнула в комнату и уселась на подлокотник кресла.

— Валяй.

Я отпил из бутылки.

— Майки хочет написать книгу. Или даже сценарий для ТВ-шоу — о том, что здесь произошло. И ему нужна моя помощь.

— Интригующе.

— Не то слово.

— И?

— Что — и?

— Я так понимаю, ты сказал ему «да»?

— Я ничего ему не сказал. Я не уверен, что хочу этого.

— Почему?

— Потому что слишком много «но». Например, я не знаю, как отреагируют местные жители на то, что мы ворошим прошлое. Еще есть Гав и Хоппо. И наши близкие.

«И Никки, — подумал я. — Интересно, он говорил с Никки?»

Хлоя нахмурилась:

— Ясно-понятно. Ну а что насчет тебя самого?

— Меня?

Она вздохнула, наградив меня таким взглядом, что я почувствовал себя туповатым ребенком.

— Это же отличная возможность для тебя. Да и деньги, думаю, лишними не будут.

— Дело не в этом. К тому же пока все это вилами по воде писано. Такие задумки, как правило, быстро выкидывают на обочину.

— Да, но иногда можно и рискнуть.

— Серьезно?

— Да. Иначе никогда ничего не добьешься. Так и просидишь в коконе, вместо того чтобы прожить жизнь на всю катушку.

Я поднял бокал:

— Что ж, спасибо за совет. Мудрый совет от того, кто живет в захолустье и работает на полставки в магазине дерьмовой одежды. Ты знаешь, как жить на всю катушку.

Она встала и направилась к двери.

— Ты надрался. Я иду спать.

Меня захлестнул стыд. Я идиот. Первоклассный, дипломированный идиот.

— Прости.

— Да забей. — Она бросила мне кислую усмешку. — Утром ты все равно ничего не вспомнишь.

— Хлоя…

— Проспись, Эд.

«Проспись». Я переворачиваюсь на бок, а затем снова на спину. Хороший был бы совет. Если бы я мог спать.

Пытаюсь улечься на подушку, но это плохая идея. Желудок скрутило жгутом. Надо поискать антациды. Кажется, были где-то. Кажется, на кухне.

Я нехотя спускаю ноги с кровати и ползу вниз. Включаю на кухне свет, и он обжигает мои воспаленные глаза. Щурюсь и роюсь в ящиках. Скотч, «Блю-так»[17], ручки, ножницы, какие-то ключи, болтики и колода старых игральных карт. В конце концов я нахожу антациды — они лежат на самом дне ящика, рядом с пилочкой для ногтей и старым штопором.

В упаковке осталась всего одна таблетка. Пожалуй, хватит. Я закидываю ее в рот. Странно, она должна быть фруктовой на вкус, но вместо этого кажется, будто я жую кусочек мела.

Возвращаюсь обратно в коридор и в этот момент замечаю сразу две вещи: в гостиной горит свет. А еще откуда-то исходит странный запах. Сладкий и в то же время противный и тошнотворный. Как будто что-то гниет.

Знакомый запах.

Я делаю шаг вперед и внезапно наступаю на что-то шершавое, похожее на песок. Смотрю вниз. Пол весь в земле. Похоже на след. Как будто что-то протащилось по полу и оставило после себя земляной след. Что-то, вылезшее из холодных темных глубин, кишащих червями…

Я сглатываю. Нет. Нет, это невозможно. Просто мое сознание решило сыграть со мной шутку. Откопало старый кошмар, приснившийся двенадцатилетнему мальчишке с буйной фантазией.

Осознанный сон. Вот как это называется. Сон, который кажется ужасающе реальным. В таком сне можно заниматься вполне обычными вещами, и они будут только подпитывать эту иллюзию. Например, разговаривать, готовить, набирать ванну… или делать кое-что другое.

Все это не настоящее. Если не считать совершенно реальных комочков грязи между пальцами и привкуса мела во рту. Мне просто нужно проснуться. Проснись. Проснись! К сожалению, теперь проснуться настолько же непросто, насколько недавно тяжело было заснуть.

Я делаю еще один шаг и касаюсь ладонью двери, ведущей в гостиную. Ну конечно. Ведь это сон. А такие сны, как этот, — плохие — нужно проходить до конца. И этот путь, извилистый и узкий, ведет сквозь темную чащу прямиком в пряничный домик, стоящий на самом дне нашего рассудка.

Я толкаю дверь. Здесь тоже холодно. И это не обыденный, нормальный холод. Не привычный холодок ночного дома. Этот холод пробирает до костей и смерзается в ледышку у вас в кишках. Это холод, порожденный ужасом. И запах здесь просто сбивает с ног. Я не могу дышать. Мне хочется попятиться и выйти из комнаты. Хочется сбежать. Кричать. Но вместо этого я просто включаю свет.

Он сидит в моем кресле. Светлые волосы липнут к его лысине, точно паутина, едва прикрывая проломленный череп и мозг. Гниющая кожа кусками отваливается от лица.

На нем, как и всегда, — мешковатая черная рубашка, узкие джинсы и тяжелые черные ботинки. Его одежда — потрепанная и рваная. Ботинки стоптанные и заляпанные. Широкополая шляпа мирно покоится на подлокотнике кресла.

Я должен был догадаться. Время детских страшилок миновало. Теперь я взрослый. Теперь уже не Бугимэн. Настало время встретиться с Меловым Человеком.

Мистер Хэллоран оборачивается и смотрит на меня пустыми глазницами. Я вижу, как в них вспыхивает осознание того, кто я такой. Он узнал меня. Но есть еще одна причина, по которой я не хочу смотреть в эти пустые глаза слишком долго. Боюсь, что тогда навсегда потеряю рассудок.

— Здравствуй, Эд. Давно не виделись.

Когда я спускаюсь на кухню, Хлоя уже сидит там, пьет кофе и жует тосты. На часах восемь, но я совершенно не чувствую себя отдохнувшим.