Сестре Эммы Дерби.

Меня поразила степень моей оплошности. Неудивительно, что все они на взводе. Вчера Траску и его родным пришлось выдержать мучительные испытания. Если им ничего не сказали полицейские, слухи все равно ползли о том, что обнаружили в устье. Хотя Эмма Дерби пропала слишком давно, чтобы выловленное из воды тело принадлежало ей, родственники не могли не заволноваться, понимая, что если это не она, значит, тот, кто ее убил.

Рэйчел прямо сказала накануне вечером: Странный день. Эмоции у нас у всех зашкаливали. Я поморщился, понимая, каким бесчувственным мог показаться окружающим. Ведь они полагали, что в качестве полицейского консультанта я знал, кто они такие. Однако, ослепленный собственными неурядицами, я не сумел разобраться, что оказался в убитой горем семье.

Но что случилось, то случилось, теперь я ничего не мог изменить. Только извиниться и как можно скорее убраться отсюда, оставив их в покое. Но сказать это проще, чем сделать: продолжались выходные, и моя сломанная машина застыла на площадке у дома Траска.

Допив кофе, я позвонил ремонтникам. Как сказала Рэйчел, сигнал мобильной связи в эллинге ловился, но был слабым. Пришлось искать место у окна, где он был сильнее. Но набрав номер и нажав из меню клавишу «не авария», обнаружил, что поставлен в очередь. И пока ждал с кем-нибудь поговорить, оглядел студию. Интерьер простой, но прекрасно выполненный – в таком месте в других обстоятельствах я с удовольствием пожил бы дольше. У жены Траска был явно дизайнерский талант. Подумав о ней, я заметил у стены фотографии в рамках и вспомнил, что Ланди упомянул, что она была фотографом. Сделал шаг к ним и – вот незадача – потерял сигнал, как только отошел от окна.

Пришлось звонить снова и опять занимать очередь в самом конце. Невезуха! Я включил в трубке динамик громкой связи, положил телефон на подоконник и подошел к фотографиям. Их явно приготовили, чтобы развесить на стенах эллинга, и я посчитал, что никто не будет против, если я их посмотрю. Их было с дюжину, разного размера, но все черно-белые. В низу на каждой одна и та же витиеватая подпись: Эмма Дерби.

Сюжеты в основном натюрморты и пейзажи. Этюды самого эллинга и протоки, тенистые унылые виды, отражения в воде. На других – морской форт, солнечные брызги на волнах, искусное изображение монохромного заката. Я не знаток фотографии, но эти показались мне достойными и лишь немного подражательными. Особенно одна: снимок сияющего мотоцикла на песке был явно постановочным, заявляя о своей принадлежности к искусству «арт-постера».

Из портретов был всего один. В объектив улыбалась миловидная женщина с обрамляющими лицо длинными темными волосами. Обнаженная, если не считать искусно драпирующего ее белого полотна. Выполненное тем же почерком, что подписи, название гласило «Я».

Это было первое фотографическое изображение Эммы Дерби, которое я увидел. Даже делая поправку на несамокритичность автопортрета, я не мог не отметить, что она женщина привлекательная. И Эмма, безусловно, об этом знала. Требовалось самоуверенность (или тщеславие), чтобы позировать подобным образом. В глядящих в объектив глазах довольство собой, в наклоне подбородка – надменность. Я понимал, что неправильно делать поспешные выводы, но не представлял, как могла изображенная на снимке уверенная в себе женщина поселиться в столь уединенном месте и выйти замуж за Траска – мужчину старше себя с сыном-тинейджером и маленькой дочерью. Ланди мне сказал, что Эмма Дерби переехала сюда два или три года назад после того, как вступила в брак, следовательно, она не могла быть матерью Фэй и Джемми. Инспектор также сообщил, что ее брак не заладился еще до ее интрижки с Лео Уиллерсом. Теперь я начал понимать, почему.

Рассматривая фотографию, я искал сходство между сестрами. Немного похожи были глаза и пышные темные волосы, но если бы я не знал об их родстве, то никогда бы не догадался, что они сестры. Рэйчел Дерби не выглядела такой же эффектно привлекательной, но она, как я догадывался, не прибегала столь усердно к помощи макияжа и освещения.

Вот еще одно поспешное суждение. Пока я рассматривал остальные фотографии, из динамика телефона записанный на пленку голос все еще предлагал оставаться на линии. Я едва успел установить их обратно к стене, когда раздался стук в дверь.

Я смутился, словно меня застали за чем-то неподобающим, и, убедившись, что фотографии не соскользнут на пол, пошел посмотреть, кто ко мне пришел.

И немного растерялся, когда, открыв дверь, обнаружил за ней Траска. На нем была все та же поношенная кожаная куртка, но суровое лицо чисто выбрито. В одной руке он держал мои ботинки, в другой сумку-холодильник из моей машины.

– Можно войти?

Я посторонился, давая дорогу. Он огляделся так, словно впервые видел студию внутри.

– Заварить кофе? – предложил я.

– Нет. Я на минутку. Проверить, что с вами.

– Спасибо. Мне лучше.

– Рад слышать. Принес вам вот это. – Он протянул мне ботинки, а сумку-холодильник поставил на пол. – Рэйчел ботинки высушила, но их необходимо вычистить, иначе соль их разъест.

– Благодарю. – Я оценил жест, но решил, что истинная причина, почему он явился, – проверить, пережил ли их постоялец ночь. Я его не винил. – Хочу извиниться за вчерашнее. Я понятия не имел, кто вы и ваши родные, иначе не поставил бы вас в такое положение.

– Да, наслышан. – Он пожал плечами. – Откуда вам было знать? И я не должен был предполагать, что знаете.

Траск опустил глаза на сумку-холодильник, и морщины на его лице стали глубже. Сумка была моя либо точно такая, как у меня, и я решил, что он сейчас объяснит, почему он ее принес. Но он вместо этого сказал:

– Джемми по своей инициативе принялся за вашу машину. Соленая вода испортит двигатель, если оставить ее надолго. Надо было сначала поговорить с вами, но я подумал, что вы хотите пораньше уехать, и велел продолжать. Надеюсь, вы не возражаете.

Я понимал, что Траск с родными не могли дождаться, чтобы я поскорее убрался, но был не в восторге, что за мою машину взялся его сын. Вчера он не хотел ее чинить. Я боялся показаться неблагодарным, если ремонт настолько сложен, как Джемми вчера сказал, но вовсе не обрадовался, что мой автомобиль оказался в руках подростка, и ответил, тщательно подбирая слова:

– Я полагал, что нужна мастерская. Он сумеет справиться здесь?

– Сказал: если соль не сильно коррозировала мотор, он все поправит. Не тревожьтесь, Джемми свое дело знает. Это он с нуля починил свой старый белый «Лендровер». Скопил деньги и купил его в пятнадцать лет. Что мог, восстановил, другие детали приобрел на барахолке или в Интернете. Он вполне способен разобрать и промыть двигатель.

Слова Таска прозвучали как констатация факта, а не хвастовство. Я не мог не подумать, что лучше бы такое предложение мне сделали вчера, но у этих людей было много других забот, кроме того, чтобы выручать меня.

– Смотрите, я еще могу позвонить в ремонтную службу, – предложил я. – Зачем портить вашему сыну выходной?