Французский парфюмерный магнат П. Коти в том же году опубликовал статью «Страна красного дьявола». Коти призвал к крестовому походу против Советского Союза «во имя спасения мировой культуры и цивилизации», на что был готов лично пожертвовать 100 миллионов франков. Коти: «Нужен год лишений и бедствий для европейской армии крестоносцев, но зато можно быть уверенным, что через год от большевиков останется только мокрое место».

У. Черчилль писал в 1932 г.: «Подчинить своей власти бывшую русскую империю — это не только вопрос военной экспедиции, это вопрос мировой политики… Осуществить ее мы можем лишь с помощью Германии…» «Враждебность Черчилля к коммунизму, — отмечал Э. Хьюз, — граничила с заболеванием. И действительно, разве не сам Черчилль выступал за то, чтобы Германия была превращена в бастион против России, и разве не это делало германский фашизм?»

Первая попытка реального воплощения этих планов произошла полгода спустя после прихода Гитлера к власти — летом 1933 г. был подписан «Пакт четырех» Англии, Германии, Франции и Италии. Четыре державы принимали «на себя обязательство… осуществлять политику эффективного сотрудничества с целью поддержания мира… В области европейских отношений они обязуются действовать таким образом, чтобы эта политика мира, в случае необходимости, была также принята другими государствами». «Пакт» подтверждая обязательства государств по Локарнским договорам 1925 г., устанавливал равенство прав Германии в области вооружений. Фактически Пакт был направлен на разрушение Версальской системы и Лиги Наций. Он не был ратифицирован из-за разногласий между его участниками.

Свою оценку Гитлеру У. Черчилль дал в 1935 г. в книге «Великие современники»: «Хотя никакие последующие политические действия не могут заставить забыть неправильные деяния, история полна примерами, когда люди, добившиеся власти при помощи суровых, жестоких и даже устрашающих методов, тем не менее, если их жизнь рассматривается в целом, расцениваются как великие фигуры, деятельность которых обогатила историю человечества. Так может быть и с Гитлером».

«В мире, объятом пламенем революционного пожара, представитель английской буржуазии и лидер германского нацизма были на одной стороне баррикад. В классовом подходе к оценке событий у них было полное родство душ. Фош, Хейг, Клемансо, Гинденбург, Муссолини, Гитлер… Перед ними Черчилль снимал свою шляпу, они принадлежали к его миру»».

В 1936 г. член парламента от консерваторов заявлял:

«Пусть доблестная маленькая Германия обожрется… красными на востоке». Общий лозунг консерваторов призывал: «Чтобы жила Британия, большевизм должен умереть». Сын Черчилля Рандольф в то время говорил: «Идеальным исходом будущей войны на востоке был бы такой, когда последний немец убил бы последнего русского и растянулся мертвым рядом».

Изменений в этом отношении не произошло и когда премьер-министром стал Чемберлен. По словам К. Кута, премьер-министр «по существу, желает доминирования в Европе нацистских идей из-за своего фантастически негативного отношения к Советской России». М. Карлей писал: «Идеологизированное видение Советского Союза буквально пропитывало собой англо-французские правящие круги». Другой американский историк Ф. Шуман отмечал, что многие политические деятели Англии, Франции и США считали, что «предоставление фашистской тройке свободы рук… приведет к германо-японскому нападению на Советский Союз».

Британская разведка считала настоящим врагом Советский Союз, точно так же думал и французский генеральный штаб. По мнению М. Карлея, «эта антисоветская настроенность вела к тому, что разведсводки намеренно искажали данные о военном потенциале Советского Союза. Никто и слышать не хотел о достоинствах нежелательного и опасного союзника. Технические доводы о недостатках в вооружении Красной армии просто маскировали антикоммунистическую настроенность некоторых идеологов». Примечательно, что когда О. Паласс, французский военный атташе в Москве, предоставил информацию о внушительной боеспособности советских вооруженных сил, хотя в ней не скрывались факты о недостаточной наступательной мощи, он был подвергнут яростным гонениям со стороны начальства.

Британская и французская пропаганда в данном случае шла вслед за геббельсовской, которая именно этими тезисами поднимала воинственный дух немцев. Так, в ответ на вопрос одной из его пропагандистских брошюр: «Почему Германия выиграет войну, если она будет сражаться на два фронта?», говорилось:

«1. Британия не присоединится к антигерманской стороне…

2. Красная Армия находится в совершенно отчаянном состоянии… Советский Союз не может вести победоносную войну…»

* * *

Трудность для правящих кругов Лондона, Парижа и т. д. состояла в том, что ни одна нация не поддержала бы открытого призыва к войне. Тем более против Советской России, — еще свежи были в памяти события, когда призывы к интервенции в Россию привели Европу к социальному взрыву. Поэтому перед своими народами руководители Франции и Англии выступали как борцы за мир. Политес, хотя бы ради того, чтобы остаться у власти, должен был быть соблюден. Его внешней формой стала политика «умиротворения». Но обман не мог продолжаться вечно, точку на нем поставил Мюнхен. Это утверждал не кто иной, как сам У. Черчилль, который при этом отмечал, что самым поразительным в позорной сделке в Мюнхене было то, что она произошла публично, предательство было сделано открыто и без тени смущения… При этом англичане и французы вели себя так, словно Советского Союза не существовало.

В чем же состояло предательство? Здесь У. Ширер, как и У. Черчилль смогли позволить себе лишь вскользь коснуться вопроса, отметив, что командующий Берлинским военным округом генерал фон Вицлебен «подозревал, что Лондон и Париж, тайно предоставили Гитлеру свободу действий на востоке… точка зрения, которую разделяли многие генералы…» Имели ли эти подозрения, какие-либо основания? У. Ширер ушел от ответа и не случайно. Положительный ответ делал Англию и Францию не просто соучастниками фашистской агрессии и Второй мировой войны, а ее прямыми инициаторами.

О чем же говорят факты? 12 сентября Н. Чемберлен неожиданно обратился к Гитлеру с просьбой о личной встрече, чтобы «выяснить в беседе с ним, есть ли еще какая-нибудь надежда спасти мир». В тот же день он писал своему ближайшему сподвижнику — Ренсимену: «… Я сумею убедить его (Гитлера), что у него имеется неповторимая возможность достичь англо-немецкого понимания путем мирного решения чехословацкого вопроса… Германия и Англия являются двумя столпами европейского мира… и поэтому необходимо мирным путем преодолеть наши нынешние трудности… Наверное, можно будет найти решение, приемлемое для всех, кроме России».

Следуя «плану Чемберлена», с конца 1938 г. и до середины марта 1939 г. английское правительство старалось наладить всеобъемлющее политическое и экономическое сотрудничество с Германией. Так, 31 октября посол Германии в Англии после официальной встречи докладывал в Берлин, что «Чемберлен питает полное доверие к фюреру», что, по мнению премьер-министра, Мюнхен «создал основу для перестройки англо-германских отношений. Сближение между обеими странами на длительное время рассматривается… английским кабинетом, как одна из главных целей английской внешней политики». Лондон сулил Берлину за соглашение с ним возврат колоний и финансовую помощь. Ради чего? Дирксен формулировал ответ следующим образом: английская сторона считает, что «после дальнейшего сближения четырех великих европейских держав можно подумать о принятии на себя этими державами определенных обязанностей по обороне или даже гарантий против Советской России…» К аналогичным выводам приходил полпред СССР в Лондоне Майский, который месяц спустя сообщал в Москву: «При первой же подходящей оказии он (Чемберлен) постарается возобновить свой флирт с Германией и свою попытку создания «пакта четырех»».