Джон Морланд давно уже жил в Америке, он приехал сюда сразу же после страшных событий в Ирландии.

Ретт очень помог ему тогда: и деньгами, и своими связями. Они с Реттом даже вместе занялись новым делом, газетным бизнесом, и Джон Морланд весьма преуспел в издательском деле.

С тех пор Джон Морланд стал своим человеком в доме Батлеров. Он жил в Нью-Йорке, но часто приезжал к ним в Сан-Франциско.

Когда он услышал о катастрофе и прочитал в списке погибших имя Ретта, то не поверил своим глазам. Сколько разных передряг возникало на пути его друга, и всегда он выходил из них победителем.

Неужели все это правда, и на этот раз Ретт Батлер оказался побежденным.

Джон до конца так и не верил всем этим сообщениям, пока не увидел потрясенную случившимся, почерневшую от горя Скарлетт.

Он взял руки Скарлетт и поднес их к губам.

– Какое горе, Скарлетт! Какое ужасное горе!

– Пожалуйста… пожалуйста… остановитесь, – оставив Скарлетт, репортеры набросились на Мадлен Лэстор, когда она сошла по трапу со своей служанкой. Но отец Мадлен освободил женщину из сетей корреспондентов и посадил ее в экипаж, который стоял тут же рядом.

Джон Морланд, решительно расталкивая газетчиков, провел семью своего друга к экипажам, которые он уже приготовил для них.

– Вы остановитесь у меня. Я уже все приготовил.

– Нет, нет, Барт. Прости. Но нам будет лучше в отеле. Ведь Ретт заказал для нас номера, – голос Скарлетт задрожал. Джон Морланд молча опустил голову: – Я провожу вас туда.

Ободранные, без багажа, они медленно вошли в гостиницу. Но там их ждало еще большее количество репортеров, и портье поторопился проводить их в номер, где Скарлетт пережила первый приступ отчаяния. В номере все осталось по-прежнему, как будто они и не уезжали. Великолепие элегантных апартаментов сохранилось в том виде, в каком его оставили полтора месяца назад. И вот они вернулись, но как изменилась за это время их жизнь.

– Тебе плохо? – Барт заглянул ей в лицо.

– Нет, нет, не обращай внимания. Все в порядке. Скарлетт смертельно бледная, покачала головой, едва справившись с собой. На ней было все то же зеленое шелковое платье, плащ и башмаки, одежда, в которой она покинула «Гермес».

– Все в порядке, – очень неубедительно проговорила Скарлетт, способная думать только о том последнем времени, проведенном в этих комнатах с Реттом.

– Ты хочешь перейти в другие комнаты? – озабоченно спросил Бо. Но Скарлетт медленно покачала головой, вытерла глаза и постаралась успокоиться, чтобы не пугать детей.

Убедившись, что Скарлетт с детьми устроена, Джон Морланд распрощался с ними до завтра. Скарлетт с благодарностью взглянула на друга.

– Ты очень помог мне, Барт. Первые минуты на земле и без Ретта…, – она замолчала, и Джон бережно взял ее за руку.

– Я полностью в твоем распоряжении, Скарлетт. Можешь опереться на меня. Ведь мы друзья.

Джон Морланд ушел, и Скарлетт с детьми осталась одна.

Очутившись в безопасности на земле, в прекрасном уютном отеле все приободрились. Владельцы «Ритц Карл-тона» приготовили для пострадавших ночные рубашки, пижамы, свитера, брюки, обувь.

Скарлетт спустилась вниз и поговорила с портье, чтобы заказать на завтра экипаж и ее любезно заверили, что он в любое время будет в ее распоряжении. Скарлетт поблагодарила управляющего за оставленные для них вещи, а управляющий сочувственно пожимая ей руку, выразил соболезнование по случаю гибели мужа, который был завсегдатаем этого отеля, и управляющему было горько узнать, что его больше нет в живых.

Скарлетт тихо поблагодарила и стала медленно подниматься по лестнице к себе в номер. По дороге ей встретилось два-три знакомых лица с парохода, но каждый был сейчас занят своими проблемами.

Было уже около часа ночи, когда Скарлетт обнаружила, что Уэйд и Бо играют в карты в гостиной. Они развлекались по-своему, пили сельтерскую воду и доедали остатки пирога. На мгновение она остановилась в дверях и улыбнулась, глядя на них. Жизнь продолжалась, как будто ничего не случилось. Скарлетт поняла, что в этом их собственное спасение. Им нужно жить, впереди у них будущее. Для нее же жизнь без Ретта закончилась. Она знала, что не будет второго такого мужчины. И единственным смыслом ее жизни оставалась забота о близких, и ничего больше.

– Не пора ли вам спать, джентльмены? – Голова Бо повернулась, и он с удивлением уставился на нее, как будто увидел впервые. Он рассматривал Скарлетт в ее нелепом одеянии и, не выдержав, ухмыльнулся.

– Ты ужасно выглядишь, тетя. – И даже Уэйд улыбнулся. Значит, это было действительно так. Ее костюм совершенно не подходил к этому шикарному номеру и выглядел, по меньшей мере, странно.

– Спасибо, Бо, – усмехнулась Скарлетт, – я постараюсь подыскать завтра что-нибудь более приличное.

– Посмотрим, как это у тебя получится, – съехидничал Бо и снова погрузился в карточную игру.

– Вам пора спать, – погнала их Скарлетт и пошла в ванную, где сняла платье и несколько минут подержала перед собой, рассматривая. Сначала она хотела выбросить его, невозможно больше смотреть на этого свидетеля беды. Но что-то удержало ее от этого. Подсознательно она решила сохранить его. В этом платье она в последний раз видела Ретта. В нем она провела последнюю ночь с ним… это была реликвия потерянной жизни, символ того мгновения, когда все так изменилось, когда жизнь казалась законченной. Скарлетт сложила аккуратно платье, положила его в ящик. Она не знала, что делать с платьем, но оно казалось ей единственным, что у нее осталось. Оборванное вечернее платье… И, казалось, что принадлежало оно совсем другому человеку, той женщине, какой Скарлетт была прежде, и никогда не будет впредь.

На следующее утро Скарлетт надела подаренное ей на спасательном судне платье и повела Салли, Фрэдди и Кэт к доктору, которого порекомендовал ей Джон Морланд. Доктор был очень удивлен, что дети так хорошо перенесли муки, выпавшие пассажирам «Гермеса». Два самых маленьких пальчика на левой руке Салли, конечно, станут менее чувствительными, чем раньше, но нет и речи о том, чтобы их ампутировать. Доктор сказал, что у Фрэдди тоже все в порядке. И вообще, это редкий случай, что дети так хорошо перенесли ужасную трагедию. Доктор сгорал от любопытства и пытался выяснить у Скарлетт что-нибудь о той жуткой ночи, но у нее не было желания говорить об этом.

Скарлетт попросила доктора обследовать Кэт, и поменьше обращать внимания на синяки и ушибы, которые она получила при падении в лодку, с этой точки зрения девочка была вполне здорова. Больше всего Скарлетт волновала психика ребенка. С тех пор, как Кэт нашлась, она была сама не своя. Казалось, она никогда не свыкнется с мыслью, что отец погиб, девочка отказывалась верить в это. Она мало говорила, была замкнута и отрешена.