Два помощника советского военно-воздушного атташе 10 июня 1941 года были объявлены персонами нон-грата, но после нападения Германии на Советский Союз получили право остаться в Соединенных Штатах.

Резидент НКГБ в Нью-Йорке Гайк Бадалович Овакимян (он был хорошо образованным человеком, кандидатом химических наук и занимался научно-технической разведкой) в апреле 1941 года был взят сотрудниками ФБР с поличным. Его выпустили под залог и собирались судить. Но после нападения немцев на Советский Союз отношение американцев к русским изменилось, Овакимяну позволили в июле спокойно уехать.

Резидента НКГБ в Вашингтоне Василия Зарубина, который работал под крышей третьего секретаря посольства, сотрудники ФБР тоже взяли с поличным в 1944 году, но и он смог уехать без скандала.

После Зарубина резидентом стал Степан Захарович Апресян, старший брат которого, Дереник Апресян, тоже был чекистом. Апресян-старший сделал большую карьеру в экономическом отделе Главного управления государственной безопасности НКВД. В декабре 1936 года он получил звание майора госбезопасности, а в августе 1937 года был назначен наркомом внутренних дел Узбекистана и одновременно начальником Особого отдела Среднеазиатского военного округа.

21 ноября 1938 года Дереника Апресяна арестовали, 22 февраля 1939-го приговорили к высшей мере наказания и расстреляли. Его младшего брата, работавшего в иностранном отделе, арестовали, но через год выпустили и даже отправили в Вашингтон.

«Расстрел брата, — вспоминал работавший в резидентуре Александр Феклисов, — месяцы, проведенные в тюрьме, видимо, не прошли для Степана бесследно. Он стал болезненно нерешительным, за несколько дней до встречи с агентом начинал нервничать, невнимательно слушал собеседника. В ходе проверки перед встречей беспокойно осматривался, быстро, почти бегом, передвигался по улице…»

В 1945 году Степана Апресяна вернули в Москву.

К концу войны и сразу после нее усилия разведаппарата в Соединенных Штатах были сосредоточены на атомных делах, и эта работа увенчалась грандиозным успехом. Советские ученые, занятые созданием ядерного взрывного устройства, получили доступ к результатам американских исследований, что позволило в кратчайшие сроки обзавестить собственной бомбой.

Один из бывших советских разведчиков рассказывал мне, что во время войны и в первые послевоенные годы они свободно заходили в американское военное министерство и, если хозяина кабинета не было на месте, открывали его письменный стол и преспокойно изучали любые бумаги. Советских офицеров везде встречали как союзников и друзей. А они с самого начала убедили себя в том, что Соединенные Штаты и Англия — откровенные и опасные враги, а вовсе не союзники в общей борьбе.

Перелом наступил после того, как 5 сентября 1945 года бежал шифровальщик посольства СССР в Канаде лейтенант Игорь Сергеевич Гузенко. Он был сотрудником военной разведки, долго готовился к побегу и передал канадской полиции много секретных материалов. Канадцы были потрясены тем, что СССР шпионил за своими союзниками.

Первым о масштабах деятельности советской разведки намеревался рассказать полковник Константин Волков, который в Турции работал под крышей вице-консула. Он предложил англичанам назвать имена советских агентов в Великобритании в обмен на политическое убежище. Английские разведчики в Турции не знали, как им поступить, и запросили Лондон. Сообщение из Стамбула попало в руки Кима Филби, который, понимая, что разоблачение грозит прежде всего ему самому, сразу же связался с советской резидентурой.

Резидент в Стамбуле полковник Михаил Матвеевич Батурин, отец Юрия Батурина, помощника Ельцина и космонавта, получил указание срочно эвакуировать Волкова в Советский Союз. Волков был казнен…

Гузенко рассказал о советском проникновении в американский атомный проект. Меры безопасности в атомных лабораториях были усилены. Но Федеральному бюро расследований понадобилось несколько лет, чтобы нащупать советскую разведывательную сеть. И у американских контрразведчиков до сих пор нет уверенности, что они выявили всех агентов.

Побег Гузенко и его разоблачения заставили руководство разведки заморозить контакты со многими агентами на территории Соединенных Штатов. Информация об атомных делах пошла в основном из Англии. Но советских руководителей побег Гузенко не смутил. Летом 1946 года на закрытом совещании новый секретарь ЦК, курировавший госбезопасность, Алексей Александрович Кузнецов возмущенно говорил:

— Канадцы организовали суд над Гузенко. Мы обороняемся, что мы не крали никакие проекты, то есть мы обороняемся, а ведь есть указание о том, что мы, основываясь на итогах войны, когда мы стали очень сильной державой, должны проводить свою самостоятельную, активную внешнюю политику везде и всюду. И послам дано указание о том, чтобы они не занимались пресмыканием, а смелее вели себя…

Вторым ударом для советской разведки стала дешифровка американскими криптографами радиограмм, отправленных в 1944 — 1945 годах из центра в резидентуру в Нью-Йорке, работавшую под крышей генерального консульства. Причиной этого провала стала ошибка советских шифровальщиков, которые отошли от железного правила: пользоваться только одноразовыми шифр-блокнотами. Это правило было установлено после того, как в 1927 году британская полиция пришла с обыском в англо-советскую торговую компанию «Аркос» и захватила секретную переписку.

Расшированные после Второй мировой войны тексты радиограмм позволили американской контрразведке выявить несколько важных советских агентов. Процессы над ними, возникший скандал сузили вербовочные возможности советской разведки на территории Соединенных Штатов. Американцы уже не так охотно шли на контакты с советскими представителями. Кроме того, прекратили деятельность две легальные резидентуры — из-за того, что власти Соединенных Штатов закрыли советские генеральные консульства в Нью-Йорке и Сан-Франциско.

15 июня 1946 года Павел Фитин был освобожден от должности. Три месяца он находился в распоряжении отдела кадров Министерства госбезопасности. В сентябре 1946 года его отправили заместителем уполномоченного МГБ в оккупированной Германии. Но на этой должности его держали недолго.

1 апреля 1947 года Фитина утвердили заместителем начальника управления МГБ по Свердловской области, 27 сентября 1951-го — министром госбезопасности Казахстана.

После смерти Сталина Берия о нем вспомнил, 15 марта 1953 года Фитин получил назначение начальником управления единого МВД по Свердловской области. Подпись Берии под приказом о его назначении дорого обошлась Фитину. Его сочли бериевским человеком. После ареста Лаврентия Павловича карьера бывшего начальника разведки закончилась. 16 июля его освободили от должноети, 29 ноября 1953 года уволили из Министерства внутренних дел по служебному несоответствию.

Несколько лет Павел Михайлович работал в Министерстве госконтроля, затем в Комиссии советского контроля при Совете министров. В 1959 — 1963 годах генерал Фитин был директором фотокомбината Союза советских обществ дружбы и культурных связей с зарубежными странами. Он оставил воспоминания, которые разрешалось читать только сотрудникам Первого Главного управления. Он умер в 1971 году.