общества как решение общественно важной задачи, активизирующей общественный договор. Именно общая воля образует политический организм. Пока у людей, осознавших общую задачу, нет идеи ее решения, они не знают, куда двигаться, и не образуют организм. Только идея, настолько сильная и настолько ясная, что она не может не завладеть всеми, и при этом настолько важная в возникшей ситуации, что ею нельзя пренебречь — преобразует разрозненных людей, сколь бы много их ни было, в единую силу, называемую политическим организмом. Эта эйдетическая сила есть главный и по сути единственный политико-правовой субъект — подлинный субъект власти, права и республики. Конечно, это совершенно платонистская позиция, в основе которой — приоритет мира идей над миром вещей.

Общая воля это абсолютная сила. Общая воля может все. Поэтому цель, которая заведомо является конечной, и только ради которой и возникает политический организм с общей волей внутри — достигается всегда. Нет такой задачи, которую не могла бы решить общая воля, если она возникает. Вот почему получается, что политический организм действует заведомо временно, конечным образом — в пределах процесса решения поставленной задачи. Поэтому же, на основе статуса высшей силы, способной решить любую задачу, общей воле придается политически высший статус. Когда после решения задачи учреждается государство, то этот орган действует не от своего лица, но от лица общей воли, действующей в качестве политического организма.

Государство это опосредующий орган политического организма. Этот орган необходим для исполнения общей воли, телом которой является политический организм, когда это тело дезактивируется, «засыпает» — так сказать, для замещения этого тела. Это всего лишь опосредующий механизм, искусственно замещающий настоящее («заснувшее») тело общей воли и призванный воплощать общую волю политического организма, когда он «спит». Это, конечно, звучит необычно, даже по сравнению с пройденными, достаточно абстрактными теориями. Понимать надо так: общая воля это идея, которая есть субъект. Т. е. не общество, не народ являются субъектом, а объединяющая их в политический организм идея. Подчеркнем — сама идея. Политический организм это не люди и не народ, но это идея, действующая в людях, в народе — общая воля или, что является важным синонимом, воля народа. Обратите внимание: воля народа это не народ.

Общая воля (воля народа), точнее, политический организм как ее носитель — это суверен, по Руссо. Получается, что теория Руссо является этатистской, но с особенностью — сувереном является не монарх, как у Бодена, и не государство, как у Гоббса, равно как сувереном является не народ, вопреки искажающим руссоизм распространенным современным трактовкам. Сувереном является идея: «одна только общая воля может управлять силами государства в соответствии с целью его установления, каковая есть общее благо». Еще раз повторим: это чисто платонистская (от философии Платона) позиция. Она проста, но требует непривычного для современного читателя, специфического понимания идеи как онтологического фактора, без чего она не может быть понята.

Участник общества в теории Руссо определяется двояко в разных состояниях общественного договора. В пассивном состоянии он является гражданином, который наделен со стороны политического организма правами в отношениях с государством. Но в активном состоянии (в политическом организме) все права прекращаются, включая естественное, включая само право на жизнь (которое остается даже у Гоббса в качестве «естественного закона»): участник общества является подданным политического организма, который обладает со своей стороны не ограниченной даже естественным правом абсолютной властью. Руссо пишет: «когда суверен говорит подданому: «необходимо, чтобы ты умер», то подданый должен умереть, потому что только при этом условии он жил до сих пор в безопасности и потому что его жизнь есть не только благодеяние природы, но и дар, полученный им на определенных условиях от суверена».

Не-государственный, сверх-государственный этатизм в учении Руссо — этатизм идеи, более сказать: абсолютизм идеи, тоталитаризм идеи — таков, что по степени жесткости, чисто ассоциативно характерной для этатистской позиции в целом, с ним не идет в сравнение ни Макиавелли, ни даже «Левиафан» Гоббса. И тем более странными, еще более, чем в случае с Монтескье, являются распространенные аллюзии руссоизма с либерализмом (см. тему 12). Поистине, нет ничего более противоположного либерализму, чем учение Ж.-Ж.Руссо.

Лекция 9. Политико-правовые теории в немецкой классической философии

9.1. Онтология права (теория категорического императива) И. Канта.

9.2. Философия права и государства Г. В.-Ф. Гегеля.

Несмотря на то, что немецкая классическая философия является, наряду с платонизмом / неоплатонизмом, одной из главных философских платформ в истории, в политико-правовом блоке идеи немецкой философии играют скорее второстепенную роль. Однако они интересны специфически присущим им онтологическим характером, и, кроме того, полезны для комплексного понимания самого немецкого идеализма в рамках соответствующего курса (в силу чего, конечно, их рассмотрение требует базового ознакомления с самой немецкой идеалистической философией). Мы рассмотрим политико-правовые учения двух ее представителей — И.Канта и Г. В.-Ф.Гегеля.

9.1. Онтология права (теория категорического императива) И. Канта

Исходным постулатом онтологии права Иммануила Канта (вторая половина 18 в.) является автономность индивидуального человеческого разума (сознания). Согласно этому постулату человеческому сознанию независимо от опыта дано исходное и базовое условие достоверности чего-либо — т. е. истина (это идея во многом повторяет принцип самодостоверности сознания в философии Августина). В частности, человеческому сознанию автономно дано основание какого либо права, которое логически совпадает с основанием нравственности. Т. е. основание права и основание нравственности — одно и то же.

Нравственность имеет всеобщее и поэтому абсолютное значение. Поэтому ее основание (совпадающее с правовым) имеет форму закона, т. е. безусловной необходимости, в противоположность какой-либо условной возможности. Т. е. это не допущение, а требование или, что то же самое, закон. А содержанием этого закона является идея закона самого по себе, принцип вообще любого закона. Это абстрактный момент, остановимся на нем.

Идея закона самого по себе это утверждение того, что правило должно исполняться всегда и одинаково. Попросту говоря, если правило исполняется не всегда и не по одинаковому, а по случаю или произволу, что вывод заключается в следующем: никакого правила и тем более закона просто нет, а есть случайность или произвол. Т. е. само понятие правила и закона (как высшего случая правила), тождественно требованию его безусловного и всеобщего исполнения — его необходимости. Отсюда и получается, с другой стороны, что всеобщее, безусловное и абсолютное требование, случаем чего и является нравственность, означает в самом своем содержании принцип закона, принцип какого-либо правила как такового.

У Канта этот принцип называется «категорический императив»: «поступай так, чтобы максима твоего поведения могла быть принципом всеобщего законодательства». Суть этого требования на самом деле проста —