Когда Белов закончил, молчавший до сих пор Ворошилов довольно кивнул и посмотрел на торчащий ствол пушки с мощным дульным тормозом:

– А почему такой небольшой калибр, товарищи?

– Выбиралось из соображений необходимой достаточности, товарищ народный комиссар обороны, – чётко ответил Семён Гинзбург. – Мы попробовали даже сорокапятку поставить, но, во-первых, автоматических сорокапяток нет, а во-вторых, это сильно уменьшает боекомплект, и надо резко усиливать погон башни. Но на дистанциях до километра пушка пробивает большинство существующих танков, а, кроме того, её прицел и система питания позволяют использовать основное орудие в качестве зенитного даже на ходу.

– А почему именно колёсная схема? – подал голос кто-то из генералов.

– Запас хода прежде всего, – сразу ответил конструктор. – Запас хода нашей машины – более четырёхсот километров, а межремонтный пробег составляет почти пять тысяч километров. Мы исходили из того, что у пехоты, скорее всего, не будет ни тягачей, ни ремлетучек, а такая машина может очень сильно поддержать атаку. Кроме того, на них предполагается ставить весьма мощные радиостанции, так что мы получаем передвижной командный пункт уровня ротабатальон.

Когда генералы разбрелись по площадке, Сталин подошёл к стоявшему в стороне Александру и с довольной улыбкой кивнул:

– Молодец. Довёл-таки машину до ума.

– Теперь бы её попробовать в поле, так сказать, – Сашка задумчиво посмотрел на Сталина. – Наработать статистику боевых повреждений и проблем в эксплуатации.

– Предлагаешь отправить на западную границу? – Иосиф Виссарионович усмехнулся.

– Ну зачем же так в лоб? – Александр усмехнулся в ответ. – Тут недавно товарищ Будённый жаловался на басмачей в Средней Азии. Поднимают, мол, голову. И про формируемую сводную дивизию рассказал.

– И что предлагаешь?

– А что тут, – Саша кивнул своим мыслям. – Сейчас на заводе в состоянии готовности – двадцать машин, и ещё тридцать – в разной стадии сборки. Пятьдесят машин – это фактически полк. Добавить ещё ремлетучек, полковой КП на базе «Волги», да автомашин с полсотни, да автожиров пяток. И получаем практически кавалеристов. Да не сто километров в сутки, а все триста и даже пятьсот. Набрать алабинцев, вот и будет разведывательно-штурмовой полк.

– Ну а себя ты кем видишь?

– Ну уж взвод доверят, я думаю? – спокойно ответил Александр, совсем не чувствуя той уверенности, которую демонстрировал.

– А роту потянешь? – Сталин с улыбкой осмотрел Сашку с головы до ног, словно видел впервые.

– Так и батальоном командовал, – Александр пожал плечами, – причём пятьсот наглухо отмороженных бойцов, так что после них даже труповозки не выезжали. Нечего было вывозить. Так, подмести немного, и можно заново всё строить.

– Я подумаю, – Сталин кивнул и, хлопнув приёмного сына по плечу, пошёл на КП, где всех угощали горячим чаем.

К лету тридцать пятого года война в Германии начала затихать сама собой. Слишком неравной была ситуация с вооружением у Ротевера и его оппонентов. Советский Союз регулярно гнал своему первому союзнику винтовки, пулеметы, артиллерию, самолёты и танки – последних было особенно много, так как в РККА началось перевооружение.

А у националистических и буржуазных формирований оружия почти не было: Рейхсвер насчитывал всего-то триста тысяч солдат – без авиации, танков и тяжёлой артиллерии. На складах и в арсеналах, конечно, было ещё кое-что, но этого всё равно было мало. Да к тому же большая часть германского вооружения досталась Ротеверу.

Возможно, что тайные поставки оружия из Франции и Великобритании смогли бы пусть не уравновесить, но хоть как-то поправить ситуацию. Смогли бы, если бы не одно «но»…

После того, как Муссолини неожиданно развернул свой политический курс на сто восемьдесят градусов и принялся лихорадочно строить коммунизм в отдельно взятой Италии, он изо всех сил начал доказывать всей Советской России и лично товарищу Сталину, что он не будет лишним в общем деле. А потому не надо применять к нему те же методы убеждения, что были столь страшно и столь эффективно применены к Адольфу Гитлеру и его ближним. И в качестве дополнительного доказательства организовал поставку вооружения и боеприпасов в Германскую Советскую Федеративную Социалистическую Республику. И не только.

…Наряд австрийской пограничной стражи откровенно скучал. Ну что может случиться на спокойной итальянской границе. Раньше ещё туда-сюда шныряли контрабандисты, но с тех пор как у ихнего дуче ум за разум зашел и он решил в Италии Совдепию построить, поток торговцев с хитрой ж…, стремящихся обойти налоги, резко пошёл на убыль. Да там теперь и торговать нечем стало: все излишки Муссолини старался отправить либо в Россию, либо в Германию. Солидарность сраная, рабочая взаимопомощь, в задницу бы её послать. Раньше, бывало, умный контрабандист винцом поделится или пару крон отстегнёт, или ещё что, а теперь?.. Как теперь жить?..

– Господин капрал, кажись, поют, – встрепенулся вдруг рядовой Шиллер.

– Ну и что, что поют? Жрать небось нечего, вот и дерут глотку с голодухи. А то и просто делать нечего, – философски отозвался капрал Лянце. – Мало ли, с чего им там петь в голову взбрело. Может, ихний дуче приказал теперь всем петь и радоваться?

Однако он тоже прислушался. Пение приближалось. «И чего это макаронники распелись?» – подумал капрал и замер. К пению примешался какой-то странный звук, явно механический. Что-то рычало и лязгало, а пение звучало все громче, все отчётливее. Теперь можно было уже разобрать слова. Лянце знал итальянский. Он прислушался и.

Прощай, родная,

Вернусь не скоро!

О Белла чао, Белла чао,

Белла чао, чао, чао!

Я на рассвете уйду с отрядом

Гарибальдийских партизан!

Я на рассвете уйду с отрядом

Гарибальдийских партизан!

Нам будет трудно,

Я это знаю!

О Белла чао, Белла чао,

Белла чао, чао, чао!

Но за свободу родного края

Мы будем биться до конца!

Но за свободу родного края

Мы будем биться до конца!

А посторонний звук, сопровождавший песню, которую орали тысячи здоровых мужских глоток, тоже приблизился, и теперь в нём отчётливо различались рёв двигателей и металлический лязг. Но на посту у итальянцев – никакого движения. Вон они стоят… хотя нет, кое-что всё же изменилось: подтянулись макароны. Встали так, как положено стоять при проверке ба-а-альшим начальником. Генералом, не меньше.

Лянце не успел всё это додумать, как на той стороне из-за горы вымахнула колонна. Очень красивая, надо признать. Грузовики, окрашенные в защитный цвет, да ещё и яркими пятнами. Вообще, любят соседи всё яркое и блестящее. Дикари, одним словом. В свое время пытался их великий император Франц-Иосиф – светлая ему память! – цивилизовать этих итальяшек, но ничего не вышло. Эх, красиво. Раньше в черных рубашках ходили, а теперь смотри-ка – в красные вырядились. И на шапках у офицеров – красные перья. А над грузовиками – транспаранты. Ну-ка, ну-ка. «Руку помощи немецким братьям!» «Бей нацистов!» О боже!..