…Голова Милены запрокинута, свесилась с края стола. Я придерживаю ее затылок левой рукой, а правой — обе ее нежные кисти. Я смотрю на нее сверху вниз, смотрю в глаза. Не только потому, что мне нравится на нее смотреть. Я стараюсь контролировать ситуацию, я стараюсь не упустить момент, когда она начнет задыхаться. В таких случаях я немного ослабляю напор, позволяю ей передохнуть.

Я не хочу смотреть на это, я был бы рад пропустить минут пять, но ничего не могу изменить. Стрим невозможно перемотать, как древнее пленочное кино, его можно только просмотреть пошагово. Я терплю гораздо дольше пяти минут, у старого хрыча долго ничего не получается. Потом он возводит глаза наверх, мы вместе созерцаем отраженные огни и перекаты песчаных дюн в потолочном театре. Я стараюсь напевать про себя, чтобы не слышать звуков. Потому что я не хочу слышать, как девушка плачет.

Милена Харвик плачет. Когда я покидаю ее рот, она остается в той же позе, среди рябчиков, гусиных паштетов, трюфелей и холодного серебра. Укрывшись локтем, с разорванными гирляндами, рассыпавшейся прической и опустевшей бутылкой…

— Скажи мне, что я подонок, скажи!

— Нет, ты самый лучший мужчина…

— Скажи, что я грязная свинья! Я не обижусь, ведь это правда! — Я кидаю в нее салфетками.

Милеша обтирается, кое-как со стонами избавляется от вазочки и бутылки.

— Тео, прекрати, ты самый славный…

— Но почему?! Почему?!! — Я подскакиваю к ней и безжалостно трясу за плечи.

Тень от ее растрепанной прически мечется по стенам кабинета. Милеша не успела толком вытереть лицо. Вокруг глаз — разводы туши, слезы сохнут на щеках, перемешиваясь с белесыми потеками в уголке рта.

— Потому что я страдаю без тебя.

— Ты не можешь страдать из-за меня… — Я еле сдерживаю крик, я шепчу ей прямо в ухо. — Я старый и некрасивый, посмотри на нас в зеркало, посмотри! Ты захочешь иметь детей с молодым. Ты захочешь, чтобы тебя носили на руках и купали в шампанском, ты захочешь ночей без сна и совместных вечеринок со сверстниками. Опомнись, девочка…

— Тео, увези меня к себе… — твердит она, не поднимая глаз. — Если ты меня забудешь, я умру. Хочешь, я буду твоей служанкой, вместо «домового»? Хочешь, я брошу университет?

— Ради чего? — безжалостно допрашиваю я, оставляя синяки на ее голых плечах. — Университет, надо же! А я вообще не верю, что ты там учишься… Послушай меня, Милеша, послушай очень внимательно. Ты способна сосредоточиться?

Она кивает, но чересчур торопливо. Между ее обнаженных ног морщится скатерть, пропитанная вином.

— Тебя заколдовали. Ты сама этого очень хотела, вот и заколдовали. Ты не учишься ни в каком университете, ты актриса из персонального шоу, слышишь?

Несмотря на слезы, она заливисто смеется.

— Тео, милый, я поняла. Это новая игра, да? Какой же ты у меня молодец, с тобой никогда не скучно, милый…

— Да выслушай же! Я заплатил деньги, купил сценарий. Ты — всего лишь часть сказки, красивая девочка, которой положено меня любить…

— Ты снова о деньгах, милый?

Черт подери, я почти сочувствую нашему герою. Милеша слышит лишь то, что хочет услышать. А точнее — то, что ей положено услышать.

— …Ни денег, ни грамма твоих подарков…

Она начинает снимать с шеи диадему. Я перехватываю ее пальцы, затем отворачиваюсь и быстро отхожу к окну.

Костадис вот-вот заплачет. И, кажется, я сейчас заплачу вместе с ним. Он купил самую дорогую мыльную оперу в мировой истории, а я только что сыграл в ней главную роль. Он купил нечто, требующее внимания, и, похоже, оно начинает обходиться гораздо дороже запланированного…

И все-таки, что ему нужно от меня, от Гирина и от Сибиренко?

…Я опять возвращаюсь в прошлое. «Тотал-мейкап» как раз входит в динамичную фазу. Мужская аудитория разгорячилась.

«Вам нравится анальный секс в позе наездницы?»

«Вы станцуете стриптиз для приятелей своего парня? »

«Вам приятно, если партнер в постели называет вас грязной потаскухой?»

«Вы согласитесь за деньги переспать с тремя черными одновременно? »

Вопрос-ответ, вопрос-ответ… Зрители едва успевают перескакивать с одной участницы на другую. Кто-то из них уже замкнулся, не умеет фантазировать, не умеет наврать про несуществующую бурную любовь и потому стремительно теряет очки. За качеством ответов также следит зрительское жюри. Все честно, без подтасовки, но как догадаться, что за ответы устроят публику?

«Как тебе идея выпороть красивую девчонку? Тебе нравится причинять боль, или ты плакса?»

«Вам понравится, если при вас будут грубо насиловать подружку? »

«Как насчет орального секса в солдатской казарме? Как насчет обслужить ротиком десятка два горячих парней? Мечтала об этом, крошка?»

Из восьмерых конкурсанток остались только пять. Шоу еще не закончено, но первая революция свершилась. Дума чересчур быстро принимает предложения Комитета по законодательству, и публикуется список документов для получения лицензий. Еще вчера медики и косметологи молчали, а сегодня десятки клиник подают заявки. Еще не оборудованы должным образом кабинеты, еще не завезено импортное оборудование, а запись страждущих, мечтающих заменить лицо и фигуру уже ведется на квартал вперед…

…Пока официанты меняют скатерть и заново сервируют стол, я провожаю Милешу в уборную. Очень жаль, что я слишком увлечен девушкой и не гляжу по сторонам. Не мешало бы проверить, на месте ли старый знакомый… Я опускаюсь в кресло, киваю гарсону, он подносит ящичек с эрзац-сигарами.

В эту секунду — очередной шок, очень близко встречаю свое отражение в зеркале. Седой сухопарый мужчина с венами на висках и пронзительно-голубыми глазами перекатывает в тонких губах «Корону». Он щурится на меня сквозь дым, он поправляет манжет с сапфиром в запонке, он выглядит почти растерянно. Зеркало огромное, от пола до потолка, оно отражает курительную комнату, несколько карточных столов, край русского бильярда и кусок коридора. Зеркало — это лишь кусок посеребренного стекла, ему наплевать, сколько у кого денег, оно всегда показывает правду. Оно показывает, как, идеально ровно держа спину, проходит у меня за спиной мальчишка во фраке, он несет кому-то кальян. Затем оно показывает краешек Милешиного платья. Моя девочка за углом, наводит последние штрихи, только с прической она не сумела справиться, волосы разметались каштановой гривой.

Часто бывает, что человек начинает кривляться перед зеркалом, когда уверен, что за ним не следят. Милеша не кривляется, она глядит в глаза своему отражению с самым серьезным видом. Она кусает губы, капельки пота вновь выступают на шелковом лбу, и тут же смеется, хохочет.

Милеша не видит, что Костадис за ней следит… …Предпоследний этап «Тотал-мейкап». Внезапно все резко меняется; неожиданная и захватывающая режиссерская находка! Участницы обескуражены, зрители прилипли к экранам.