В это мгновение он ненавидел всех — и Рики, и Кэти, подвернувшуюся со своей пьяной болтовней, — и даже, в какой-то степени, Карен. Она его жена и должна понимать, что никто, а тем более этот подонок, не имеет права с ней так обращаться и разговаривать — а она смеет воспринимать это как пустяк, как нечто обыденное?! Но больше всего Дел ненавидел себя — за то, что не смог защитить ее, не оказался рядом, когда это было нужно.

Теплая маленькая рука легла ему на щеку — как всегда, когда Карен казалось, что с ним что-то не так. Делу стало совсем не по себе — она еще пытается его утешить! — но он закрыл глаза и замер, чувствуя, как с каждым прикосновением легких пальчиков злость, затопившая его душу, постепенно растворяется... исчезает...

Он вздохнул и сказал то, что вынужден был сказать, чтобы еще какая-то случайная сплетня не причинила ей новой боли:

— А насчет того, что сказал Рики... у меня с моей секретаршей нет и не будет никаких отношений, кроме чисто деловых. Но я хочу, чтобы ты знала, если опять кто-то начнет болтать — мне действительно иногда приходится запираться с ней по вечерам. Это тоже связано с работой — и только с работой, и я пока что не имею права тебе больше ничего говорить. Недели через четыре, надеюсь, смогу тебе все объяснить. А пока — просто поверь мне, ладно?

Карен кивнула, доверчиво и серьезно глядя на него. Он внезапно вспомнил, что оставил где-то на столе бокал, и криво усмехнулся.

— Я тебе шампанское нес — и где-то по дороге забыл. Хочешь, принесу все-таки?

— Не надо! — это вырвалось у нее непроизвольно, быстро и испуганно. Она замотала головой и добавила в ответ на его удивленный взгляд: — Пойдем вместе, я не хочу тут одна оставаться.

Дел еще раз мысленно пообещал, что Рики свое получит — при первой же возможности. Спускать итальянцу подобную выходку он не собирался, но сделать все надо было с умом, чтобы не вызвать никаких сплетен вокруг Карен...

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

На лужайке и в доме народу стало поменьше — гости уже начали расходиться. Шампанское, к сожалению, кончилось, и Карен пришлось довольствоваться бокалом полувыдохшейся «Мимозы». Дел начал искать глазами Меррика — попрощаться и сказать, как положено, еще несколько комплиментов по поводу удавшейся вечеринки — попутно отметив про себя, что Рики нигде не видно. Впрочем, это было и к лучшему — выяснять отношения с итальянцем здесь, на лужайке, не входило в его планы.

Через несколько минут они уже шли по направлению к дому. Это было совсем близко — здесь все было близко, поселок состоял всего из сотни одинаковых небольших коттеджей, отделенных друг от друга низеньким штакетником: два этажа, два крыльца — переднее и заднее, лужайка перед домом и маленький задний дворик.

Карен всю дорогу молчала, держала его за руку и думала о чем-то своем. С момента, когда Дел увидел ее на крыльце, взъерошенную и напряженную, он ни разу не заметил на ее лице улыбки. Обычно она дергала его за руку, забегала вперед, останавливалась, пытаясь в свете фонарей заметить летучую мышь или послушать ночную птицу — а тут просто шла, ни на что не обращая внимания.

Было всего часов одиннадцать. Дойдя до дома, они обнаружили, что на первом этаже горит свет. Это значило, что Мануэла — в компании Томми и Манци смотрит телевизор.

Мануэле очень нравилось американское телевидение, которое показывали в поселке, особенно сериалы — там почти все было понятно даже без знания английского. Поэтому, пользуясь тем, что Томми не любил засыпать один и в темноте, она, если ее оставляли вечером с ребенком, с полным сознанием своей правоты включала телевизор.

Через четверть часа мальчик обычно засыпал — монотонно-возбужденные голоса героинь почему-то действовали на него усыпляюще. Мануэла с удовольствием досматривала серию, переключалась на другой, не менее интересный канал — и лишь когда глаза у нее окончательно начинали слипаться, несла Томми наверх, в детскую.

Проходя мимо стоявшего у дома служебного джипа, Дел притормозил около него и открыл заднюю дверь.

— Может, посидим немножко? Или ты спать хочешь? — обернулся он и с облегчением увидел, что Карен наконец улыбнулась.

Залез на заднее сидение, в глубину — она тут же скинула туфли и последовала за ним, устроилась головой на плече, обняв за его шею обеими руками и уткнувшись лбом в подбородок.

— Ты что, все еще не можешь забыть того, что ляпнул Рики? — Мысленно он еще раз пожелал упомянутому итальянцу провалиться.

Она не ответила, но Дел и без того прекрасно знал, что это именно так.

— Я же тебе сказал, что это неправда!

Карен кивнула и, вздохнув, потерлась об него щекой.

— Тогда в чем дело?

— Не знаю. Как-то мне от этого до сих пор... нехорошо. Я просто на секунду представила себе, что это могло быть правдой...

Обеими руками он обхватил ее, подтащил поближе — так, чтобы она почти вся оказалась на коленях — и начал тихонько покачивать, как маленького ребенка. Подул на макушку, зарылся в нее носом — Карен вздохнула, потянулась и поцеловала его в шею.

— А что, Лори уговаривает тебя учиться на врача?

— Угу, — промычала Карен, устраиваясь поудобнее. — Она, когда я у нее в кабинете сижу, меня учит часто... разным вещам. Уколы как делать, где что болеть может, как кровь останавливать. Лекарства всякие показывает, объясняет. Она говорит, что из меня хороший врач может получиться.

— А сама ты, что об этом думаешь?

— Я не хочу быть врачом — мы все время об этом спорим, уже давно. Тут даже не о профессии разговор — о жизни, обо всем.

— Ты вообще учиться не хочешь? Или именно на врача?

— Я не хочу учиться на врача — я не хочу быть врачом.

Дел заинтересовался столь странным ответом.

— Почему?

— Ну... понимаешь — вот придет к Лори завтра тот же Рики, с ободранной рукой — той, что я сегодня расцарапала. И она, даже если будет знать, что он сволочь и получил за дело, все равно будет его лечить. И даже не потому, что это ее работа — а потому, что иначе она себе не представляет. Для нее, если человек ранен или болен — ему надо помочь. Она мне пытается объяснить, что врач — это самая гуманная профессия, что иначе нельзя... и, наверное, все правильно... Только я видела таких людей, которым лучше бы на свет не родиться!

Карен замолчала, словно считая объяснение исчерпывающим. Впрочем, Дел, действительно, понял то, что она пыталась объяснить.

— А кем тебе на самом деле хотелось бы быть?

— А ты смеяться не будешь?

Ему стало смешно — так по-детски это прозвучало.

— Не буду... честное слово.

— Мне хотелось бы лечить животных, — сказала она и приподняла голову, всматриваясь в его лицо — как он отнесется к ее словам?..

— А что, у тебя получится.