Изреель свесился со своего сука и сплюнул. Он помолчал, глядя, как плевок плывет по воде, медленно дрейфуя к морю.

— Отлив, — прокомментировал Изреель, вновь откидываясь на ствол дерева, и продолжил рассказ. — Да, вдобавок к силе у меня была еще и быстрота. Ты не видел, как действуют фехтовальной палкой по-настоящему?

— Никогда не доводилось. Это же что-то вроде дубинки?

Изреель недовольно скривился.

— Так ее кое-кто называет, но это неправильно. Представь себе короткий меч, но с клинком из ясеня и с рукоятью в виде корзинки. Два человека стоят лицом к лицу, их разделяет не более ярда. Для удара это совсем ничего. Они высоко поднимают свое оружие и наносят друг другу режущие и рубящие удары. Каждый блокирует удар противника и в то же мгновение бьет сам. Цель — попасть в любую часть тела выше пояса. Нельзя двигаться с места, и ступни должны касаться земли.

Изреель поднял над головой правую руку и, изгибая запястье, хлестнул воображаемым клинком в воздухе, вниз и сбоку, ударяя и парируя. На какой-то миг Гектор испугался, что великан не удержится и, потеряв равновесие, свалится с ветки в воду.

— А как определяется победитель? — спросил юноша.

— Кому первому разобьют голову, тот и проиграл. Чтобы победить, нужно нанести удар по голове до крови, вот откуда мои шрамы.

— Но это не объясняет, как ты вообще оказался тут.

Профессиональный боец помолчал, на сей раз довольно долго, и только потом снова заговорил.

— Как я тебе сказал, моим любимым оружием была фехтовальная палка, но я искусно владел и коротким мечом. Стиль и техника одни и те же, пусть и с острым металлическим клинком. Но когда бьешься за большие деньги, толпа жаждет увидеть, как льется кровь.

Гектор почувствовал, что великану трудно говорить о прошлом.

— Меня поставили против хорошего бойца, победителя многих боев. На кону стоял очень толстый кошель, и я знал, что он превосходит меня на голову. Мухлевать ему было незачем. Он рассек мне ногу сзади, пытаясь подрезать сухожилия, и от боли и ярости я нанес удачный удар. Раскроил ему череп.

— Но это несчастный случай!

— У него был хозяин, человек могущественный, который разом потерял и ставку, и вложенные в бойца деньги. Меня предупредили, что меня хотят судить за убийство, так что я бежал. — Изреель горько улыбнулся. — Одно утешает: все эти упражнения с палкой и тесаком мне пригодятся.

— Не понимаю, о чем это ты?

— Из-за чертового наводнения конец всем моим надеждам заработать на жизнь рубкой кампешевого дерева. Думаю, мои товарищи вернутся к прежнему своему занятию. Они ведь были буканьерами. Наверное, я присоединюсь к ним.

Наконец Изреель решил, что можно без опаски спуститься с насеста, и Гектор вместе с бывшим бойцом зашагал по колено в воде вслед за отступающим отливом. Свой лагерь они обнаружили разрушенным. Шалаши устояли, пусть покосились из-за наводнения, но все, что было внутри, либо смыло водой, либо оказалось испорчено. Спасать было нечего. Они отправились к тому месту в мангровых зарослях, где оставили лодку, и с облегчением увидели, что пирога цела и невредима, хотя ее и пришлось доставать из-под верхних ветвей мангровой чащи, где она засела. Когда Изреелю и Гектору удалось вновь спустить пирогу на воду, на берег прибрели двое других людей Залива. Они тоже избежали гибели и сумели спастись от наводнения.

— Что теперь будем делать? — спросил один из них, с обезображенным шрамами лицом. Изреель называл его Отуэем.

— Лучше всего напроситься в команду капитана Гатриджа… если его корабль не утонул, — ответил Изреель.

Сложив уцелевшие пожитки в пирогу, они вчетвером сели в лодку и взялись за весла. Выбравшись из мангровых зарослей, они направились вдоль побережья в ту сторону, где в последний раз видели шлюп. Пирога преодолела не более пяти миль, когда гребцы заметили вдалеке то, что подтвердило худшие опасения Изрееля. В прибрежном болоте, в сотне ярдов от воды, виднелся темный силуэт корабля. Подплыв, они узнали шлюп Гатриджа. Корабль лежал на боку. На том месте, где некогда была мачта, торчал расщепленный обрубок. Сам же рангоут валялся на палубе в путанице вант и тросов такелажа. Грот облепил нос корабля, напоминая саван.

— Бедняги, — прошептал Отуэй. — Должно быть, шлюп вынесло бурей на берег. Вряд ли кто-то выжил.

Гектор и его спутники подгребли поближе, высматривая какие-либо признаки жизни. Изреель дал сигнал, выстрелив из мушкета. Но в ответ — ни отклика, ни выстрела, ни крика. Гигант перезарядил оружие и вновь выстрелил в воздух — и все равно ничего. Разбитое и обезлюдевшее судно оставалось мрачным и безмолвным.

Гибельное воздействие «северянина» сказывалось и далеко на юге. В родном краю Дана, на Москитном берегу, где жили индейцы мискито, отлив отступил намного дальше обычного, а потом вода устремилась обратно с небывалой силой, и местные хорошо понимали, что это означает: где-то далеко произошло страшное наводнение. Когда четырнадцать дней спустя Дан вернулся домой, ребятишки из деревень мискито все еще собирали выброшенные на берег обломки. Молодой индеец рассказал своему народу, как их с Жаком захватили буканьеры Коксона и отправили на борту «Небесной радуги» в Пти Гоав. Французская колония была охвачена возбуждением: на испанский Мэйн замышлялся флибустьерский набег, а губернатора, монсеньора де Пунке, в городе не было. Призовая команда капитана Коксона не стала дожидаться возвращения губернатора, чтобы тот решил, виновны ли в пиратстве захваченные пленники. Увидев возможность легко захватить неплохую добычу, буканьеры присоединились к французскому экспедиционному отряду, а пленников освободили. Вдобавок они наняли Дана в качестве лоцмана, чтобы тот проводил их к Москитному берегу, поскольку именно оттуда французы предполагали отправиться в рейд на испанские поселения в глубине материка. Жак, встретив среди флибустьеров нескольких знакомых по парижской тюрьме, с радостью согласился вступить в их отряд. Но после высадки французской экспедиции Жак передумал идти дальше, предпочтя остаться на берегу и следить, не появятся ли патрульные корабли испанцев. К тому же Дан отправился навестить свою семью и повидать родичей-мискито, и француз решил дожидаться возвращения друга. Но увидев Дана, когда тот возвратился меньше, чем через неделю, Жак был удивлен.

— Разве они не были рады с тобой свидеться? — спросил он у Дана. Тот, стоя на коленях, собирался разделывать черепаху, предназначенную для их совместной дневной трапезы.

— Конечно, они обрадовались, — ответил индеец, подняв голову и посмотрев на друга. — Они хотели услышать обо всем, что мне довелось увидеть в своих странствиях.

— А разве им не хотелось, чтобы ты подольше побыл дома?

— Это не в нашем обычае, — ответил мискито. — У нас принято, чтобы юноши присоединялись к отрядам чужеземцев, которые высаживаются на наше побережье для набегов на испанцев. Наши парни — хорошие разведчики и охотники, и им щедро платят.