Заставив себя разжать намертво стиснутый кулак, я медленно оторвал руку от пояса. Положил налившуюся свинцовой тяжестью ладонь на стол, за что удостоился спокойной поощрительно-дружелюбной улыбки.

Он еще улыбается мне! Он… Да как он вообще сюда попал?! Куда, спрашивается, смотрит инквизиция? И почему я заранее не почувствовал его приближения, хотя обязан был? Неужели так глубоко задумался? Или эта девчонка за соседним столиком так на меня подействовала? С этим надо будет разобраться…

Мужчина молчал, спокойно и чуточку иронично глядя на меня. Я тоже не горел желанием начинать разговор. В воздухе медленно расползался неощутимый запашок тьмы. И от него мир вокруг будто бы выцвел, превратился в старую черно-белую фотографию. И, что примечательно, не только я это чувствовал. Даже далекие от нынешних реалий люди тоже что-то ощущают. Вон, какая-то весьма упитанная тетенька прошла к прилавку, огибая наш столик по широкой дуге. Уверен, если спросить ее, почему она это сделала, внятного ответа не будет.

Просто глубоко запрятанные инстинкты подсказали ей, что так будет лучше.

А еще лучше будет, если и вовсе из кафе убраться. Вон, как та троица. Или как Ирина-спасенная, которая, оставив недоеденную булочку, медленно отступает в сторону двери.

Неужели чувствует? Нет, если бы чувствовала, знала бы, откуда исходит эта неуловимо-мрачная аура. А она смотрит прямо на меня… Будто это именно я во всем виноват.

Чуть слышно скрипнула закрывающаяся дверь. Синяя джинсовая курточка мелькнула за окном, торопливо удаляясь вниз по улице. И тотчас же, будто этого и дожидаясь, незваный гость заговорил:

— Ну что ж, позвольте представиться. Леонид Иванович Еременко. А вы, я так полагаю, Алексей Суханов из Управления внешней разведки и зачистки. Правильно?

Надеюсь, на лице мои чувства не отразились… Вроде бы нет. Во всяком случае, я старался…

— Что тебе надо?

Тон мой был настолько далек от дружелюбного, что даже последний идиот понял бы, что он здесь персона нежелательная и лучшее, что может предпринять, — сей же момент удалиться. Господин Еременко же всего лишь улыбнулся, шутливо вскидывая руки. Хотя глаз его улыбка так и не коснулась — во взгляде продавшего душу все так же царил колючий черный лед.

— Поговорить. Всего лишь поговорить, и ничего более. — По-видимому, при этих словах на моем лице все же что-то промелькнуло, потому что он тут же торопливо добавил: — Поверьте, Алексей, я вам зла не желаю. Более того, я целиком в вашей власти. Если вы сейчас схватите меня за шиворот и приметесь звать инквизицию… — Продавший душу зябко повел плечами, скосив глаза на видневшиеся за окном купола ближайшей церквушки, будто бы уже представлял себе, как святые отцы волокут его в свои подвалы.

Я промолчал. Но вовсе не потому, что был с ним целиком и полностью согласен. Скорее уж наоборот…

То, что физически я был сильнее его, сомнений вроде бы не вызывало. Но ведь, кроме силы физической, есть еще и сила другая.

Представляю, хватаю я этого типа за шкирку, зову инквизиторов. А потом — бабах. И косточек не соберешь… Хотя, нет. Косточки, скорее всего, никуда не денутся. Но вот душу из тела вышибить — это вполне возможно, несмотря на всю мою трижды хваленую сопротивляемость…

В итоге продавший душу смывается, а я остаюсь здесь в виде бездыханного тела. Позднее, конечно, опросив свидетелей и изучив мои скорбные останки, святые отцы уяснят картину событий, поднимут страшный вой, начнут планомерно прочесывать город и, вполне возможно, поймают-таки убийцу. Но мне-то ведь от этого легче не станет.

И все-таки мой собеседник тоже рискует. Возможно, даже больше меня. Ведь мне необязательно хватать его живым. И оружие мне тоже необязательно иметь. Кулаком в висок. Пальцами в горло. Ногой в подбородок… Да мало ли существует способов убить человека одним ударом? И не факт, что он успеет хотя бы встать.

Другое дело, что подраться мы всегда успеем. А вот поговорить…

Ладно. Выслушаю я его.

Нет, все-таки этот тип читал меня, как раскрытую книгу. Я еще сам не осознавал, что принял решение, а он уже кивнул и, расслабившись, откинулся на спинку стула. И сразу же приступил к делу.

— Алексей, похоже, что у нас с вами появилась общая проблема.

Серые глаза спокойно смотрели в мою душу.

— Я, конечно, понимаю, что ты можешь мне не верить. В конце концов, мы служим разным силам и стоим у разных полюсов. Я сражаюсь за Тьму. Ты, хотя и не хочешь в этом признаваться даже самому себе, борешься на стороне божественного Света… Никак не могу понять, почему ваш Бог так любит идеи крестоносцев. — Продавший душу насмешливо тряхнул головой. — Служить делу добра с мечом в руке и по пояс в крови — это так иронично. Это почти по-нашему… Ты, Алексей, никогда не задумывался, в чем именно различие между нашими силами?

Усилием воли я заставил себя разжать челюсти.

— Разве ты пришел сюда, чтобы поговорить со мной о силах, целях и методах? Или чтобы обозвать кровавым убийцей?.. Скажи-ка лучше, сколько душ ты самолично уже сгубил?

Темно-серые глаза на мгновение закрылись. Незримый напор темной, источающей ощутимое зловоние силы ослаб. И на мгновение — всего лишь на мгновение, не больше — мне показалось, что рядом на стуле, чуть сгорбившись, сидит самый обычный не имеющий никакого отношения к иномировым силам человек.

— Извини, Алексей, занесло. — Еременко медленно поднял руки. Помассировал виски. Потом скосил пустые, ничего не выражающие глаза куда-то в сторону и коротко, будто бы даже извиняюще пояснил: — Давит.

Искоса взглянув на маячившие за окном золоченые купола, я неопределенно мотнул головой. И, не сумев удержать любопытства, спросил:

— Ты в саму-то церковь зайти сможешь? Продавший душу неопределенно повел плечами.

— Ненадолго. Извини, Алексей. Правда, больше не повторится… Ничего, что я на «ты»?

— Ничего.

Так вот тихо и незаметно такие, как он, и втираются в доверие. А потом сам не замечаешь, как оказываешься на поводке.

— Вот и хорошо.

Продавший душу поднял на меня взгляд. Обычный взгляд обычного человека. Ничего сверхъестественного. Никакого льда. Правда, зловоние тьмы вокруг него никуда не делось, потихоньку выметая народ из кафе. Люди просто вставали и уходили. Новые посетители, потоптавшись пару минут на пороге, тоже предпочитали убраться восвояси. И даже буфетчица за прилавком явно испытывала неосознанное желание сбежать куда-нибудь подальше. Впрочем, надо отдать ей должное, дамочка держалась на удивление стойко. Наверное, тоже обладала некоторой сопротивляемостью. Или просто боялась за свое рабочее место.

Нет, это же какую силу надо иметь, чтобы вот так фонить? У него же аура почти столь же сильная, как у Матери Ефросиний. Только с другим знаком. Откуда только такие люди взялись в нашем тихом и спокойном городе?