После того как фортуна повернулась к нему лицом, Карнарвон пребывал в состоянии исступленного наслаждения. Он обожал найденные им изысканные вещи, и его острый глаз коллекционера вскоре создал ему солидную репутацию. «Моя главная цель… состоит не в том, чтобы просто приобретать, потому что предмет является раритетом, но учитывать прежде всего красоту вещи, нежели ее чисто историческую ценность». Однако лорд был не просто эстетом. Книга, написанная им совместно с Говардом Картером о пяти годах раскопок в Фивах, – серьезный труд, опубликованный издательством «Оксфорд юниверсити пресс» и проиллюстрированный его собственными фотографиями. Хотя многие считали его светлость белой вороной, местные жители любили этого англичанина, называя его «Лорди». Карнарвон был неизменно учтив, представляя собой одного из последних археологов-джентльменов.

Леди Карнарвон разделяла эстетические оценки мужа и была потрясена изобилием роскошных вещей. Но Альмина не была бы Альминой, если бы не искала выхода своей неуемной энергии. Вскоре графиня нашла способ проявить свою гениальность по части организации приемов в местном обществе.

Как-то вечером она устроила незабываемый ужин в храме Карнака. Она позаимствовала персонал из «Винтер палас отель» и одела их в костюмы, вдохновленные «Тысячью и одной ночью». Чета Карнарвонов принимала гостей в храме Рамзеса. Длинные столы, накрытые накрахмаленными белыми скатертями и сервированные стеклом и серебром, протянулись во всю длину помещения. Угощение и вино, естественно, были самого высокого качества. Масперо сидел во главе одного стола египтологов, Карнарвоны – другого. Сцена была залита лунным светом, а также сиянием свечей и ламп, расставленных Альминой, чтобы выгоднее подчеркнуть величие колонн гиппостильного зала. Когда ужин завершился, перед возвращением в «Винтер палас отель» все отправились к Священному озеру полюбоваться в безмолвии захватывающим дух видом. Затем бесшумно появилась прислуга и ликвидировала все следы этого приема. Казалось, вечер был видением, созданным одним из джинов в «Арабских ночах» Шахерезады.

Эдвардианская эра завершилась со смертью Эдуарда VII 6 мая 1910 года. Он пробыл королем всего девять лет, но возвратил монархии блеск и ярко продемонстрировал ценности и пороки высших классов. Альфред де Ротшильд, его давний сторонник и друг, был безутешен. Это стало началом длительного погружения в бездну непреходящего отчаяния для Альфреда, которому грозили новые испытания, ведь и в Великобритании, и в Германии, постепенно скатывавшихся к войне, жили как члены его семьи, так и друзья.

Новый король находился в таком же положении: Георг V состоял в родстве практически с каждой венценосной семьей Европы. Одним из его первых двоюродных братьев был российский самодержец; другим, конечно же, германский император. Виктория не делала секрета из того, что предпочитает Вильгельма II Георгу V, но новый король угадал в Германии серьезную угрозу еще в 1904 году. Он оказался прав: надвигались катастрофа, грязь, ужас и смерть в таких масштабах, которые никто не мог представить себе в эпоху, когда механизированные военные действия выходили пока за пределы воображения.

Но у Британии еще оставалось несколько драгоценных мирных лет для наслаждения перед бойней. Не сказать, что они были бедны событиями: 1910 год ознаменовался политической сумятицей, и даже Альмина на короткое время была вовлечена в политическую активность. Но в Хайклире пока царило спокойствие. Или скорее все двигалось в обычном бешеном круговороте развлечений и приключений. В течение 1910 года Альмина давала балы и вечера, сопровождала мужа в его путешествиях в Шотландию на охоту, совершила ежегодное паломничество в Египет. Находясь в городе, супруги Карнарвон вместе с матерью Альмины Мари часто появлялись в ложе Альфреда де Ротшильда в театре Ковент-Гарден.

Тем временем лорд Карнарвон способствовал развитию воздухоплавания. Автомобили и техника самого разного рода настолько околдовали его, что он так и не смог отделаться от этого наваждения. Еще в 1908 году эрл начал приглашать первопроходцев авиации, таких как Джон Мур-Брабазон и мсье Габриэль Вуазен, провести время в Хайклире. В 1909 году, когда блестящий молодой инженер Джоффри де Хэвиленд искал место, где бы приютить и испытать свой экспериментальный летательный аппарат, Мур-Брабазон предложил ему воспользоваться его сараями на границе поместья Хайклир и обратился к лорду Карнарвону за разрешением выполнить пробный полет с нижних склонов холмов Бикон. В ноябре 1909 года де Хэвиленд и его помощник погрузили биплан, прототип знаменитого «Джипси Мот», на грузовики и отвезли его в Хайклир. Лорд Карнарвон и господин Мур-Брабазон, посетив их в местной гостинице, где те остановились, не могли скрыть сильного впечатления, произведенного на них этой техникой. Карнарвон разрешил де Хэвиленду использовать свои поля и пообещал, что трава на них будет скошена.

В течение последовавших десяти месяцев де Хэвиленд выполнил многочисленные опытные полеты. Первые из них выглядели, словно крошечные скачки, но постепенно, по мере того как инженер совершенствовал конструкцию, полеты становились более длительными. Ему повезло, что он избежал нескольких аварий, но к концу 1910 года летчик удерживал самолет на высоте более пятидесяти футов, сворачивая налево над дорогой, ведущей в Хайклир, описывая полный круг и затем приземляясь. Лорд Карнарвон, наблюдавший за этим полетом, был «воодушевлен успехом, сопровождавшим усилия воздухоплавателя».

Этой же осенью состоялось семейное празднество. Сводный брат лорда Карнарвона, Обри Герберт, женился, и никто, а меньше всего его лакей, не мог поверить в счастливое обретение такой прелестной жены.

Обри всегда был беспечен в обращении с деньгами и обладал хрупким здоровьем, как и его старший брат. Зрение у него было никуда не годное, вкус в одежде – нетрадиционный, но манера держаться – выразительной и искренней и, подобно лорду Карнарвону, он оставался совершенно непретенциозен. Его избранницей стала Мэри, дочь англо-ирландского аристократа, четвертого виконта де Вески. Девушка была высока, изящна, получила прекрасное образование и вращалась в самых высших кругах. Обри познакомился с ней через своего друга Реймонда Асквита, сына премьер-министра Асквита, с которым дружил со времени учебы в Оксфорде и чья сестра Вайолет была одной из доверенных подружек Мэри. Мнение о невероятном везении Обри разделяли все отпрыски Асквита: Реймонд был счастлив признать, что Обри в день свадьбы станет избранником фортуны, а Вайолет, презрительно фыркнув, ответила, что тот не заслужил подобного благословения судьбы.

Мэри явно думала, что жених приведет себя в приличный вид с к посещению замка Госфорд в Ольстере для встречи с ее дедушкой, эрлом Уимзом. Еще больше ее беспокоила проблема вечеринок с пьяными дипломатами в Пикстоне, поместье в Сомерсете, подаренном Обри его матерью Элси.

Возможно, Обри и имел репутацию неряхи и дилетанта, но был и признанным экспертом по Среднему Востоку. Ему довелось посетить Египет в 1904 году и затем провести два года в Константинополе на дипломатическом посту. Молодой дипломат весьма бегло говорил на турецком, греческом, албанском и арабском, а также французском и немецком языках и пользовался любовью в регионе. (Степень этой любви была столь велика, что перед началом мировой войны правительство Албании обратилось к нему с запросом, не хочет ли он стать королем. Обри послал домой телеграмму: «Мне предложили албанский трон точка можно ли принять с любовью Обри». Ответ эрла был лаконичным и деловым: «Нет. Карнарвон».)