Уилли Остин... этот противный, вульгарный сорванец! Шарлотта его ненавидела — как и все прочие, за исключением матери. Должно быть, Шарлотта немного ревновала, глядя, как мать ласкает его, целует, превозносит на каждом шагу.

Да, у нее действительно очень странная семья.

Огромный дворец высился перед Шарлоттой. Почему она ненавидит Виндзор? Здесь ведь так чудесно! Сколько здесь было всяких событий... это дом ее предков.

«Когда я стану королевой, — пообещала себе Шарлотта. — Тут будет вечный праздник. Все переменится. Я буду постоянно устраивать балы, повсюду будут царить веселье и смех.

Не останется ни намека на это угрюмое место, в которое превратили Виндзор дедушка и Бегума».

Террасы были сделаны еще при королеве Елизавете, и галерея называлась в честь нее.

«Это моя самая любимая часть дворца, — подумала Шарлотта. — Должно быть, потому что это все построено по приказу королевы Елизаветы».

Неудивительно, что она так часто думает о Елизавете. Слишком многое напоминает о ней в Хемптоне, Гринвиче и Ричмонде. О, как же часто она в юности боялась за свою жизнь и какой триумф пережила потом, когда ее наконец провозгласили королевой Англии! А сколько мужчин увивалось вокруг нее! Но она никого не согласилась сделать своим возлюбленным.

Шарлотта громко расхохоталась.

— Наверное, я буду похожа на нее... если, конечно, когда-нибудь станут королевой.

Если! Почему она так говорит? Она обязательно станет королевой, ведь у ее отца и матери не будет сына. А что касается ужасного мальчишки, которого мать так балует в Монтэгю-хаусе, то никто не поверит, что его отец — принц Уэльский... Но тогда почему же она сказала «если»? Потому что недавно составила завещание? Потому что в облике дворца и леса, далеко простиравшегося за ним, было что-то зловещее? А может, потому что с членами ее семьи приключались всякие странные истории?

— Нет, я непременно буду королевой, — громко заявила принцесса.

И посмотрела вокруг с некоторым вызовом. Вообще-то, говорить вслух такие вещи было нехорошо, ведь чтобы она стала королевой, должен умереть не только дедушка, но и отец...

Но ее же никто не слышал! Кому тут подслушивать? Шарлотта покосилась в сторону леса и подумала о Герне-охотнике. Но он бродит только по ночам... если бродит. На самом деле она не верила в эти сказки... во всяком случае, днем.

Никакого Герне-охотника не существует! Никто его никогда не видел. Однако Шарлотта знала, что люди боятся остаться ночью в лесу одни: вдруг им повстречается призрак Герне с оленьими рогами на голове? Встреча с ним сулила смерть... Шарлотта содрогнулась. Что же такого ужасного сделал Герне-охотник? Из-за чего он повесился на дубе, и теперь призрак его до скончания века будет бродить по лесу?

В Виндзоре столько романтики... и все же... жизнь здесь так скучна... особенно с тех пор, как ей не позволяют видеться с матерью, с тех пор, как она находится под неусыпным наблюдением королевы.

Вот и теперь, если она не вернется и не переоденется, чтобы идти в гостиную, то явится с запозданием и попадет в немилость... причем не только сама, ее фрейлинам тоже достанется.

Шарлотта скривилась. Ну кому может понравиться быть принцессой? И все-таки... как она разъярилась при одной лишь мысли о том, что противный молокосос Уилли Остин лишит ее права на престол!

Нет, она обязательно будет королевой... такой же умной, проницательной... и, может быть, нехорошей, как Елизавета.

«Лучше бы меня назвали в честь нее, а не в честь Старой Бегумы», — надулась Шарлотта.

* * *

Король сидел за столом, перебирая какие-то государственные бумаги. Он не мог сосредоточиться на них... да и вообще ни на чем.

«Моя голова становится все хуже и хуже, — честно признался себе король. — Что со мною творится? А? Что? Наверное, надо отречься от престола. И отдать его Георгу, так, что ли?»

Он нахмурился; лицо его побагровело, и на этом фоне белые брови выглядели еще белее; они свирепо топорщились над выпученными глазами. Но на самом деле король был вовсе не злым; добрейший из людей, он хотел лишь одного — жить в мире со всеми, однако обстоятельства складывались иначе... вдобавок королю постоянно докучало его семейство.

Зрение короля тоже портилось; он уже мог читать газеты, только поднеся их к глазами почти вплотную... но мысли при этом разбегались, и он был не в состоянии сосредоточиться на написанном.

«Бедный я, бедный, — вздыхал про себя король. — И не уважает меня никто... ни министры, ни народ, ни родные».

И все же некоторые члены его семьи не так уж плохи... например, дочери. Особенно Амелия. Благословенная Амелия, отрада его жизни, принесшая ему так много счастья и так много тревог. Но как бы там ни было, пока у него есть Амелия, жить на свете стоит. Король вспомнил и о других своих любимых дочерях: Августе, Елизавете, Марии и Софии. Шарлотта, старшая дочь короля, счастливо жила с мужем в Вюртемберге — король о таком везенье даже и мечтать когда-то не смел, — принц этот был сначала мужем другой Шарлотты, сестры Каролины, но потом она умерла при таинственных обстоятельствах... по крайней мере, король и все остальные надеялись, что бедняжка умерла, поскольку в противном случае оказалось бы, что их Шарлотта, английская принцесса, вовсе и не замужем, а так... Но первая жена сгинула где-то в России. Она была очень похожа на Каролину... такая же эксцентричная, в ее жизни постоянно происходили какие-то драмы.

Ох, Каролина — это второй источник вечного беспокойства... Сколько же вокруг нее скандалов! Она принимает в Монтэгю-хаусе всяких проходимцев и так сумасбродно себя ведет! Господи, какие же страшные скандалы происходят в его семействе! У сыновей вообще нет моральных принципов. А он сам всегда был образцом добродетели...

Король даже представить себе боялся, чем может закончиться это дознание. Он знал, чего добивается его сын, принц Уэльский. Сын хотел собрать улики против своей жены. Он добивался развода.

— Это ужасно. А? Что? — сказал король вслух.

И потом его внучка... маленькая Шарлотта... Вот уж у кого ушки на макушке! Очень сообразительная девочка. Губы короля растянулись в улыбке. Маленькая озорница, эта Шарлотта. Однако он рад, что она здесь, под его присмотром. Все-таки это его внучка. Никто не должен об этом забывать. И хотя он болен, хотя зрение его все больше подводит... да и разум, говорят, тоже... тем не менее пока что король — он!

Королева зашла в комнату короля. Она явилась без доклада, до его болезни такого не бывало. Тогда он был тут хозяином; но теперь он слишком стар и немощен...

— Ваше Величество, я провожу вас в гостиную.

— О да, — согласился король, однако из-за стола не встал.

Королева встревоженно вгляделась в лицо мужа. Она всегда была настороже: не появится ли каких-нибудь зловещих симптомов? И когда король начинал говорить слишком быстро и бессвязно, когда на его висках выступали вены, а лицо приобретало багровый оттенок, королева не на шутку пугалась. И дело не в том, что она очень заботилась о короле. Королева никогда его не любила. Да и невозможно было его любить. Когда она приехала в Англию, он ее, правда, не обижал и даже успешно скрыл свое разочарование при виде непривлекательной и неуклюжей немецкой девушки, которой суждено было стать его супругой, хотя на самом деле он мечтал о прелестной Саре Леннокс... что ж, по крайней мере, король не винил свою жену в том, что ему пришлось отказаться от возлюбленной; он покорно смирился с этой участью, однако недвусмысленно дал понять жене, что ее власть не простирается дальше дома; она приехала в Англию для того, чтобы рожать детей, и занималась этим на протяжении двадцати лет: королева стала матерью пятнадцати детей, поэтому ни на что другое у нее, в общем-то, не оставалось времени.