Видя неудержимый гнев Давыда, я нарочно снял перевязь с мечом и бросил под ноги, давая тем самым понять, что драться с ними не намерен.

– Что предлагаешь? – спросил спокойно один из хадотов мокшанского племени, который не раз бывал в моей крепости, ища выгодных сделок для своих охотников.

– Болота и леса – вот наша крепость! Реки и озера – наши щиты. Где мы дома – врагу не с руки. Кочевники боятся лесов, ищут безопасные дороги. Вот их слабое место! Прежде чем хоть один ордынский отряд дойдет до города или селища, до крепости или слободы, должны они быть биты! Прежде чем выйдут в поле, должны понести потери! Страх должен стать нашим оружием! Сколькие из вас, купцов, князей да бояр, хотели получить мою крепость? Убить меня, взять все, чем я разжился за все эти годы? Вот он я! Стою перед вами, почему не убьете? Боитесь?! И правильно делаете, что боитесь! Ваш страх бережет меня надежней кольчуги и шлема! Вон князь Давыд за меч схватился, молод, дерзок, а что проку? В бою один на один, сами знаете, что с ним сделается! – В ответ на это по толпе собравшихся прокатился только приглушенный смех и шепот. – Но прежде чем князь сделает ко мне хоть шаг, его убьют! И каждого, кто осмелится на резкое движение!

– Твоих пятерых стрелков на всех нас не хватит! – взревел Давыд, вскакивая мне навстречу. Вслед за ним сорвались с мест от шатров еще около десятка ратников.

– Мои пятеро даже вмешиваться не станут – почти ласково проговорил я и, подойдя ближе, демонстративно сбросил ножны с мечом на землю.

Разъяренный князь собрался было идти в рукопашную, но сдержался, перехватив недовольные взгляды обоих епископов и брата Юрия.

– Скажу короче! Кто желает отсиживаться в своей вотчине, неволить не стану, своей судьбе хозяева! А кто решит дать бой врагу и победить, вставайте под мои знамена!

Сказав это, я отошел чуть в сторону, и разгоряченная толпа стала сужать кольцо, громко что-то выкрикивая. Каждый пытался высказаться. Мне удавалось уловить лишь часть слов, но по всему видно было, что собрание таким раскладом явно недовольно. Еще бы, добровольно отдаться в руки нехристю и богохульнику, неизвестно что таящему у себя на уме. На такое не каждый согласится. Но ставкой в этой игре – собственная шкура и благополучие. Так что выбор не велик. Уверен, что я и без посторонней помощи так разрежу ордынское войско, что прочим удельным князьям останется лишь добить гада. Но биться в одиночку будет непросто. Без сомнений, удержу крепость, но высокой ценой.

– Ни князьям, ни новой вере никогда не поклонимся! А придет враг, и ему не станем поклоняться! – кричал мокшанский хадот, тряся длинной седой бородой. – В лесах схоронимся! В Меря уйдем!

– Убьем орду! И ваши земли все возьмем, гнить будете в своих лесах, пока мхом не зарастете! – надрывался коломенский боярин Фома.

– Югом пойдет татарин, – вопил воевода Аким, битый моими братьями Мартыном да Наумом еще в те годы, что был сотником рязанского разъезда. – Не с руки татарину через болота войной идти! У них лошадей – по три на воина!

– Говорят тебе, дураку, что зимой пойдет! – надрывался мокшанский хадот.

– Надо бы посольством навстречу выйти, да самим пригласить татарского князя, пусть прямоезжею дорогой к нам пожалует. Может, нынче его власть? – кричал мордвин Макаш, надрывая глотку. – Не все ли нам равно, кому дань платить? Рязанским да пронским платили, а все одно битыми были! Может, хоть татарский князь нас в покое оставит. Слышал я, что нет ему дела до чужой веры! – продолжил Макаш, злобно косясь на притихших епископов.

– И как вы только позволили, крещеный люд, что нехристь Коварь вам указывает? – гаркнул Никита, козельский боярин. – Жгите его огнем! Кропите святой водой! Убейте и все его припасы меж собой поделите! Вот тогда вам будет сила держать натиск татарского князя!

– Пропади ты пропадом! Бес срамной! – возразил ему Алексий, рязанский епископ. – Да если б не Коварь, никто бы из нас и не ведал, что за беда грядет! А что до святой воды, так ту Коварь у меня из храма берет! Вся его крепость мной лично освящена! Каждый камень в стене православным людом намолен! Коварь хоть и чужой веры, нам не перечит, обрядов оправлять никогда не возбраняет! Рязанское подворье, кафедра в храме его золотом поставлена! А я ведаю, что золото то честным трудом взято, не разбоем да нечистым словом! Так что не мели чушь, Никита! Постыдился бы слухи пересказывать! – Бережно подобрав брошенный мною к ногам Давида меч, он с поклоном передал его мне.

Я, оценив его поступок, взял меч с ответным поклоном и, вытащив его на треть из ножен, поцеловал сверкающий клинок.

Подав знак стрелкам, чтоб подвели лошадей, я прошел сквозь галдящую толпу к краю поляны. Все как-то сразу немного утихли и обернулись в мою сторону.

– Уходишь, Коварь? Не станешь ждать нашего ответа? – спросил князь Юрий, расталкивая спорщиков.

– Да хоть глотки себе надорвите, а все одно не договоритесь. Пойду я, дел много, как бы успеть все.

– Каждый, кого ты позвал, за свою вотчину печется! За землю, что от предков нам досталась!

– Брат твой Ингвар давно уж с предками пирует, Роман, его сын все в бирюльки играет, а уж пора бы ему мужчиной стать, да куда уж там без отца, с няньками да сварливыми боярами.

– Сам же мое войско отбил от стен града! Сам стращал адскими созданиями! Сидеть бы мне давно на Рязанском столе.

– А ты кто есть?! Князь или грязь дорожная? Ты докажи, что право имеешь! Тебе, небось, больше поверят, чем мне! Да и брату твоему, задире Давыду, тоже неплохо бы было подумать, что станет с Муромом, когда татарин придет. Кому, как не тебе, ведомо, что я без причин стращать не стану? Если уж я, колдун, которым вы все меня считаете, от тех татар крепость воздвиг, то уж вам, люди добрые, и вовсе рассчитывать не на что!

– Если правду говоришь, если пожгут они и Муром, и Рязань, и Коломну, и Москву, и до самого Киева дойдут, как тебе ведомо, то что нам останется?

– Ничего, – ответил я спокойно и тихо. – Тому, кто данником станет, в ноги татарскому воеводе поклонится, может, и сохранят жизнь. Дадут ярлык на правление, и будет он как пес на поводке земли свои обеднять все в угоду орде. Но только не вы, князья да бояре. Вас, тех, кто способен поднять люд да войско, никого в живых не оставят. Я не склонен шутки шутить, чай не скоморох, сведу татарина, с вашей ли помощью, без нее, а все одно земли моими станут.

– Слово у тебя, Коварь, что твое железо, твердое. Но сам посуди, встану я со своей ратью – погибну безвестно. Встану под твои знамена, так все ж безвестно и сгину.

– Твоей рати полсотни людей, что с них проку? Не твоя рать мне нужна, а князь верный. Знаешь ты, что я слов на ветер не бросаю! А переступишь в себе гордыню, сможешь подчиниться моему руководству в военном деле, то уж я тебя не обижу. Поверь мне, Юрий, я и карать умею, и наградить могу щедро. Не князь, но мое слово верное, твердое, как ты сам заметил. То, что тебе под Рязанью досталось, так то, считай, простая трепка. Вот татарина я серьезно бить буду, смертным боем! Еще увидите, как лют я могу стать!