В «Смарт сет» Фицджеральд, несмотря на «неряшливый, временами почти что неграмотный стиль», печатался часто, это был первый журнал, опубликовавший его еще принстонский рассказ «Младенцы в лесу»; всего же в 1921–1922 годах Скотт опубликовал в «Высшем обществе» восемь рассказов. До высшего же общества (с маленькой буквы и без кавычек) Фицджеральды недотягивали, да к нему и не стремились; они вращались в кругу литературной и артистической богемы, к которой, собственно, и принадлежали. Входили в этот круг и «правильные» — не чета Фицджеральдам — трудолюбивые и уравновешенные Бишоп и Уилсон, совместно редактировавшие, как уже говорилось, солидный, существующий и поныне журнал «Вэнити фэр». И гораздо менее правильные, склонные, как и Фицджеральды, к розыгрышу, эпатажу и рассеянной жизни, Менкен и Нейтен. Циники и бонвиваны, они прослыли неустанными ниспровергателями бэббитов — в жизни, и традиции «благопристойности» — в литературе. Нейтен, как и положено театралу, очень правдоподобно изображал неподдельную страсть к Зельде, сочинял ей пламенные любовные послания, которые со смаком декламировал в присутствии «обманутого» и не на шутку ревнующего мужа. Например, такое:

«Умопомрачительная блондинка, ты называешь меня многоженцем, а меж тем страсть моя к тебе столь же очевидна, сколь и единственна в своем роде. Неужто южные красавицы утратили присущую им проницательность? Как жаль, что твой благоверный пренебрегает своими супружескими обязанностями и променял тебя на жевательную резинку; я безутешен. Ничего не попишешь, таков удел всех без исключения мужей после пяти месяцев брака».

Менкен же избрал мишенью своих розыгрышей не самих Фицджеральдов, а их слугу в Грейт-Нэк, крошечного, безобидного японца по имени Тана, которого во всеуслышание объявил германским шпионом и которому посылал зашифрованные письма «из ставки», прикладывая к шифровке для пущей убедительности немецкую марку. Развлекались, словом, как могли. Случалось, правда, и работали — и тоже запойно, сутками. Фицджеральд, по крайней мере, трудился (и будет трудиться и впредь) по принципу: разом густо, разом пусто; мог, если надо было сдавать рассказ, просиживать, куря одну сигарету за другой, за письменным столом ночами, как это было, когда он летом 1919 года переписывал первый роман. А мог ничего не делать годами. С февраля 1926 года по июнь 1927-го из-под его пера не вышло ровным счетом ничего, и тогда он жаловался на лень, тоску и долги, сетовал, что устал «от вина и жизни». И его можно понять. Жизнь, тем более разгульная, — вещь утомительная.

Жизнь Фицджеральды, как мы убедились, и в самом деле вели разгульную, и собутыльников и светских знакомых — в основном, правда, мимолетных — у них в начале 1920-х появилось немало. Расширились и связи литературные. К Бишопу и Уилсону присоединился сначала Перкинс, который, впрочем, в бурной жизни молодоженов участия обычно не принимал — гранки и корректуры, которыми был завален его письменный стол в «Скрибнерс», а также пять дочерей он ни за что бы не променял на бутылку «бурбона» или на «шимми» в «Монмартре». А вслед за Перкинсом — Менкен и Нейтен. Отношения с такими яркими, остроумными, находчивыми людьми, как они, «стимулируют», но вот сердечной привязанности между редакторами «Смарт сет» и автором «По эту сторону рая» не возникло.

По-настоящему же дружеские отношения установились у Фицджеральда и Зельды с двумя парами.

Во-первых — с Ларднерами. Журналист и писатель-сатирик Ринг Ларднер как-то сразу пришелся Скотту по душе, даром что были они антиподы: Скотт — невысокий, светлый, общительный; Ларднер — высоченный, темноволосый, замкнутый. С присущим ему дружелюбием, желанием помочь Фицджеральд принял в Ларднере участие: познакомил с Перкинсом, помог собрать первую книгу коротких рассказов, которую «Скрибнерс» под названием «Как пишется короткий рассказ» и издал, — Перкинс сразу же оценил Ларднера по достоинству. В очерке «Ринг», написанном уже много позже, за два года до смерти Ларднера от туберкулеза, Скотт наделил «эти шесть футов и три дюйма доброты» эпитетами, которых бы с лихвой хватило на всех его лучших друзей, вместе взятых: «Гордый, застенчивый, грустный, проницательный, честный, обходительный, смелый, добрый, милосердный. Он вызывал в людях не просто симпатию, но едва ли не благоговение». Добродетель на добродетели. Были, впрочем, и пороки. Первый — простительный: алкоголизм; тут они с Фицджеральдом были два сапога пара, пили, и не раз, ночами напролет, и тот и другой предпочитали канадское пиво. Однажды допились до того, что рано утром, после пьяной ночи, отправились в гости к приехавшему в Америку Джозефу Конраду[54] и принялись танцевать перед входом в издательство «Даблдей», где классик в это время находился. Второй — непростительный: то, что Фицджеральд назвал и чем сам никогда не грешил, — «циничное отношение к собственному творчеству». Ларднер писал виртуозные юмористические рассказы и пародии, где высмеивал, как и Менкен, американский средний класс, который кичится своими «безграничными» возможностями, — простота его легковерного Галлибла[55] хуже воровства. Рассказы отличные, вот только сам Ларднер считал себя в первую очередь спортивным журналистом, а не писателем, с куда большим увлечением писал о гольфе и бейсболе, хотел стать музыкантом, писать для эстрады. У Фицджеральда — даже в Голливуде, на закате жизни, — амбиции всегда били через край, а вот Ларднеру их явно не хватало. Личные отношения он всегда ставил выше профессиональных и так и не научился (тут они с Фицджеральдом схожи) проигрывать, улыбаясь[56]. Чтобы читатель убедился в одаренности Ларднера-юмориста, приведем несколько строк из его дружеской пародии на Фицджеральда, вошедшей в сборник «К разговору о гениях» и озаглавленной «Что с того»:

«К значительным писателям младшего поколения следует отнести и Ф. Скотта Фицджеральда. Мистер Фицджеральд завоевал известность благодаря своему роману „По эту сторону рая“, который он выпустил трех лет от роду и, что примечательно, написал одной левой. Мистер Фицджеральд, когда работает, никогда не бреется, не спит и не ест, однако перед заключительными главами вид имеет затрапезный».

А вот отрывок из другой пародии Ларднера — «Золушка и принц», здесь объект насмешки, и тоже, разумеется, дружеской, — не Скотт, а Зельда, которой Ларднер, как и Нейтен, симпатизировал и даже писал нежные послания — как правило, в стихах.

«…Поскольку собственная их дочка страшна была, как смертный грех, и не один, мачеха и сводные сестры возненавидели Зельдушку и спать ее укладывали в мусорном баке. Зельдушку они переименовали в Золушку: ведь когда она спьяну продирала в полдень глаза, то была вся, с головы до ног, покрыта золой и пеплом».

Во-вторых — с Мэрфи. Если Ринг Ларднер большого успеха в жизни не добился — то Джералд и Сара Мэрфи, американская пара, с которой Фицджеральды познакомились в 1924 году в Париже, в жизни толк знали. Когда Хемингуэй в рассказе 1936 года «Снега Килиманджаро» обвинил Фицджеральда в преклонении перед богатыми, назвав их «скучным народом»[57], Фицджеральд ответил ему, что богатство привлекает его лишь в сочетании с обаянием и оригинальностью. И, очень может быть, имел в виду Джералда и Сару. Людям весьма состоятельным, им никак нельзя было отказать ни в первом, ни во втором. А также — в образованности, отменном вкусе и безупречном, в отличие от Фицджеральдов, умении себя вести. Отличало их еще и то, что были они, особенно Джералд, неравнодушны к изобразительному искусству и людям искусства. У них бывали Пикассо, Жоан Миро, Хуан Грис, Жорж Брак, они дружили с Натальей Гончаровой, Стравинским, Бакстом, изучали сценографию русских балетов Дягилева. Светская жизнь вместе с тем нисколько не мешала их приверженности семейным ценностям. Малютка Скотти, трехлетняя дочь Фицджеральдов, на вид вылитая Зельда, и такая же егоза, полюбила всей душой дядю Джералда и тетю Сару, которые в день ее рождения устроили театрализованное представление «Свадьба Скотти»: Скотт, посаженый отец, выдавал дочь за Джералда Мэрфи; весь ритуал соблюдался досконально — от подвенечного платья и фаты до обручального кольца. Фицджеральд, в свою очередь, играл с детьми Мэрфи в крестовый поход с рыцарским замком, даром что из фанеры, и деревянными рыцарями; роль Дракона досталась черному таракану…