Но он не двигался. Она купалась перед рассветом. Это был ее берег. Он знал, что по справедливости это так. Она владела этим белым песком, глубоким синим морем, гранитом, кварцем, лунным камнем и морской гладью, таинственными морскими травами, она была владычицей этих мест. Все эти люди, которые приходили сюда днем полежать на солнце и сидели на своих подстилках, под своими зонтами и в своих шезлонгах, исчезли, подчиняясь тайной магии.

Стиви владела этим. Тихо отступая, Джек почти начинал верить, что это она вызвала бурю, остудила ночь. Ему хотелось остаться, чтобы еще раз увидеть ее тело, только еще ближе, посеребренное морской водой. Он был в трансе. Одна его часть хотела ощутить вкус соли на ее коже, другая знала, что это было преступно, хотя и не знала, почему. Однако желание дождаться ее было таким сильным, что он чувствовал, как его тянет вниз, вниз – к полосе прилива.

Надеясь, что она его не видит, он быстро схватил свою обувь и бросился назад по песчаной дорожке, к дому, где спала его дочь.

Стиви увидела Джека на променаде, когда заканчивала свой заплыв. Ее сердце затрепетало – ждал ли он ее? Видел ли он ее обнаженной? Как ей выйти из воды, если он будет там стоять? Она следила за ним с неприязнью, как будто он собирался подойти к ней. Но вместо этого он отвернулся, подобрал свои ботинки и заторопился прочь.

Берег был снова ее берегом, как и каждый день в это время. Ей хотелось ощутить покой и слияние с таинственным ритмом земли – то, что она ощущала всегда, но вместо этого она почувствовала почти бешенство.

Глядя на него, в эти короткие секунды перед тем, как он отвернулся, она ощутила его острую тоску. Она могла прочесть ее в его позе. Она знала это сердцем, потому что чувствовала то же самое. Со времени детства, с тех пор, как ушла ее мать, Стиви не оставляло чувство безнадежной жажды любви, она удовлетворяла его всеми возможными способами. Она влюблялась так сильно и так неудачно, путешествовала и старалась бежать от себя самой, пыталась дотянуться до звезд, которые на поверку оказывались дешевыми лампочками.

Эта жажда была глубокой и неизменной, она знала, что будет продолжать искать любовь до тех пор, пока не найдет ее. И она также знала, что каждый день находит ее во всем: в природе, в своих предрассветных купаниях, в Тилли и своих птицах, в секретах и интимностях Нью-Йорка. Она надеялась, что этот мужчина обретет ее в том, что у него есть всегда и никогда не исчезнет, – в любви своей дочери. Она удивилась – кто же оставался с Нелл, пока он находился на берегу? Может, у него есть подруга? А может, нет…

Во всяком случае, ничто не объясняло ее волнения, которое она ощущала, когда натягивала платье на голые плечи, бежала босиком по песку и через деревянный мостик, вверх по каменной лестнице. Каждое ощущение отзывалось уколом в ее сердце. Она слышала быстрые редкие капли, срывающиеся, когда она собирала маленьких жучков из серебристой паутины среди покрытой росой травы: «волшебной скатерти», как она называла ее в детстве.

Она думала о том, что однажды сказал ей отец: «Стиви, есть два способа видеть мир. Ты можешь верить либо в то, что в мире нет ничего таинственного, либо в то, что тайна скрыта в каждой мелочи». И собираясь покормить свою благоденствующую ворону, она думала и о том, каким образом она почувствовала, что Джек наблюдает за ее купанием, и о том, что у нее не было выбора между способами видеть мир, но она верила в тайну.

– Хочешь споем «Лимонное дерево»? – спросила Нелл во время прогулки с группой двумя днями позже. – Меня научила моя тетя.

Пегги обрадовалась:

– Мама с Тэрой тоже поют эту песню. Они кружатся, играя на гитаре. Это просто здорово.

– Держу пари, Стиви тоже ее поет, – сказала Нелл. Ей нравилось произносить это имя: Стиви. – Стиви дала мне книгу, которую она сама написала. У нее есть тетя, которая и вдохновила ее стать художницей.

– Сверхъестественно, ведьма-художница!

– А ведьма спела бы «Лимонное дерево»? – поддразнила Нелл.

– Может быть, она любит обращать детей в лимоны! – в свою очередь, дразнила Пегги.

Они вышли из воды и расположились на полотенце Нелл, свое Пегги накинула на плечи.

Вся группа сидела кружком, так было удобнее рассказывать им о том, что некоторым здешним коттеджам почти сто лет и как, задолго до того, как они были построены, индейцы Востока охотились и рыбачили на этих скалистых берегах, и как позже художники из Блэк-холла приезжали сюда писать картины.

– Используйте мысленные образы, – говорила она детям. – Представьте себе побережье в ином свете.

Нелл нравились такие задания. Вот они с Пегги решили исследовать побережье, и, делая это, Нелл знала, что она посетит места, где когда-то гуляли ее мать, тетя и Стиви. Они остановились у магазина Фоули, посмотрели в ящик с любовными открытками и посетили мыс, где сидели на камнях, следя за кем-то, кто рыбачил с гребной шлюпки, потом они пересекли больше задних дворов, чем Нелл могла себе представить, с укромными садиками и незаметными птичьими садками…

Несколько дней спустя они лежали в песке – без подстилок – на Малом Пляже, другом тайном местечке, до которого они дошли по лесной тропе. Они собрали лучшие морские стеклышки из тех, что Нелл находила до этого, в том числе два редких синих осколка. Глядя в небо, Нелл подумала о картине тети Аиды в комнате Стиви. Пегги рассказывала ей о школе в Блэк-холле, а Нелл – о переезде в Бостон из Атланты.

– И поэтому у тебя такой симпатичный выговор? – спросила Пегги.

– Да. Я южанка.

– А я из Новой Англии.

– Мне нравится, как ты говоришь, – сказала Нелл. – Звучит, как у моей мамы. Она тоже была с севера. И папа тоже.

– Хм, ты мне об этом не рассказывала, но как… как же это произошло?

Вопрос заставил Нелл приподняться. Ее грудь сдавило плотно-плотно, а голова ушла в плечи. Она покачала головой – она никогда не сможет говорить об этом.

– Я расскажу тебе, – сказала Пегги, подтянувшись, чтобы сесть рядом с ней, – что случилось с моим отцом. Это было ужасно. Я только тебе рассказываю, потому что я хочу, чтобы ты знала, что не только твоя мама… у других родители тоже умирают.

– Мне снится это по ночам, – прошептала Нелл. – Моя мать уходит. Я теряю ее все время. И я думаю, если она умерла, то и я могу умереть тоже. Как будто бы меня никогда и не было. И я боюсь засыпать. Я стараюсь сделать так, чтобы отец держал меня, пока я не устану настолько, что не смогу открыть глаза. Думаю, что, если он меня крепко держит, я не смогу уйти. – Ее охватило чувство прикосновения матери – легкие движения ее пальцев, гладивших затылок, когда она причесывала ей волосы. Они были нежные, как летний бриз. Отец пытался, но его руки такие грубые…

– Я знаю только то, что мама рассказала мне на мосту, где папина машина…

Глаза Нелл широко раскрылись.

– Автомобильная авария?