Да боже ты мой.

— Тёма! — снова возмущаюсь я.

— Тише, малого разбудишь. Я его еле ушатал, пришлось кругаля наворачивать по району, — шепчет муж, а потом вздыхает как-то особенно глубоко и взволнованно. — Пупсон, я так рад, ты подаришь мне ещё одного пупса.

Звук его хриплого голоса вызывает у меня улыбку.

— Представляешь?

Я оглядываюсь на сына, спящего в автокресле.

Федору почти два года. Он очень похож на Тёму и мою свекровь — тоже голубоглазый шатен. Ресницы у сына длинные и пушистые, а подбородок такой же основательный, как у папы, рогозинский.

Федей я забеременела сразу же, стоило нам с Артёмом один раз не воспользоваться презервативом. На тот момент мы только начали встречаться, но для меня выбор — рожать или нет, — вообще не стоял. С Рогозиным или без, я очень хотела этого ребенка. Примерно, в такой форме я и сообщила ему о беременности, сказав, что ничего от него не жду и не требую, что со всем справлюсь сама. Тёма потом полдня со мной не разговаривал, а вечером почти в ультимативной форме предложил выйти за него.

Но с браком я не хотела спешить и полностью сосредоточилась на своем интересном и таком долгожданном положении. Я очень боялась, что что-то пойдет не так, донимала всех врачей и перед каждым скринингом готовила себя к самому худшему. Не знаю, как Тёма терпел мои закидоны. Честное слово, я бы сама давно от себя сбежала. Но он не сбежал. И даже каким-то чудом умудрился наладить свое дело. Взяв очередной кредит, Тёма приобрел старую турбазу на берегу реки — несколько железных вагончиков и разваленный причал. Теперь на этом месте осетровая ферма и наш дом. Волжская стерлядь, русский осетр — вот такие у нас домашние животные. Там же проводят мастер-классы от шефа по ухе и блюдам из осетрины.

Шеф — это сам Рогозин.

Мой муж помешан на осетрине, а я помешана на нем.

Поженились мы, когда я была на девятом месяце. Рогозин буквально затащил меня в ЗАГС, заявив, что его сын не может появиться на свет внебрачным. Тогда я не сильно переживала из-за этого факта, поводов для стресса было предостаточно: тазовое предлежание и сильный тонус. Однако рожала я уже будучи Рогозиной.

— Можно, я матери скажу? — спрашивает Тёма. — Вот она офигеет.

Я пожимаю плечами.

— Говори. Что за вопросы?

— В прошлый раз ты боялась, что тебя сглазят, — осторожным тоном произносит Артем.

Боялась.

Назовем вещи своими именами — я была в беременном неадеквате. И больше такой радости мне не надо.

— Хватит, надоело бояться, — говорю я, убеждая то ли себя, то ли мужа. — Все будет хорошо, я уверена.

— Значит мне не придётся бегать по магазинам в поисках детской амуниции из-за того, что ты не хотела ничего покупать заранее? — уточняет Тёма.

— Нет. От Феди столько всего осталось, половину вещей вообще ни разу не надевали.

— А если будет девочка? Ещё неизвестно кто?

— Нет, ещё рано.

— Ну ладно, — протянув руку, Тёма кладёт ладонь на мой живот. — Пусть пока пупс держит интригу.

Я накрываю его ладонь своей и сильнее прижимаю к низу живота.

— И всё-таки, это чудо, Тём!

— Да как скажешь, — улыбается муж. Его глаза становятся влажными. Нет, он не рыдает от счастья, но взгляд у него настолько правильный, что у меня сердце екает от счастья. — Слушай, братан твой звонил, — сообщает он, отводя взгляд. — В баню зовет сегодня. Тебе же можно? Или уже нет? — и вопросительно хмурит брови.

Я закатываю глаза.

— Конечно можно, я же без фанатизма.

Тёма снова внимательно меня разглядывает.

— Мне нравится твой настрой, Пупсон.

Я прислушиваюсь к себе, пытаясь уловить тревожные мысли, которые донимали меня всю прошлую беременность. Но их нет.

— Мне тоже. Поехали. Хочу в баню! — командую я.

Артем

Уже почти стемнело. В воздухе пахнет свежей древесиной и малосольными огурцами. Ну и куда же без осетрины.

После бани мы с Серегой сидим в его новой беседке. Рожи у обоих красные, но довольные.

— Серый, прикинь, у нас скоро будет еще один ребёнок. Я тебя уделал, — говорю ему в порыве чувств.

— Правда? — оживляется разморенный от пара Довлатов. — Клёво, поздравляю! И когда?

— В апреле, — устало вздыхаю я.

— Ты что-то не выглядишь радостным, — он неверно истолковывает мой вздох.

Я просто устал сегодня. Ведь все люди время от времени устают, разве нет?

— Ты погнал? — наезжаю на него. — Да я так рад, что едва не разрыдался в машине, когда она мне сказала, — добавляю для большей убедительности.

— Серьезно? — усмехается Серый.

— Прикинь. Сам в шоке.

— А я реально рыдал, когда Вера родила, — неожиданно заявляет Довлатов. — Прямо там, в родзале, когда мне Ксюшу вручили. И я такой стою, — он вытягивает руки и смотрит на них, — и не понимаю, как могу испытывать столько всего разом к этому маленькому сморщенному незнакомому человеку. Врачи поугорали надо мной. Но мне было пофигу, как это выглядит. Я же дочь родил, — гордо заканчивает друг.

Я не выдерживаю и громко ржу.

— Серег, ну ты даешь! Прям рыдал? Типа плакал?!

— Типа да, — с серьезным видом кивает тот.

Понимаю, что дело нешуточное. Довлатов только что поделился со мной очень личным воспоминанием.

— Ясно. А почему раньше не рассказывал?

— А раньше ты бы не понял.

Не могу с этим не согласиться.

— И правда.

— Ещё помню в тот день Канада наших размазала, "шесть-ноль". Но это был самый лучший день в моей жизни, — мечтательно произносит Серега. — Надо повторить.

— Давно пора, — одобряю его порыв.

— А ты попробуй партнерские роды, — советует он.

Я опускаю взгляд и медленно качаю головой.

— В тот раз Полина предлагала, но я слился, — признаюсь ему.

Довлатов громко хмыкает.

— А Вера меня волоком тащила. Если честно, я там сам чуть не родил.

— Ты же сказал, что это был самый лучший день в твоей жизни, — подкалываю его.

— Да, так и есть. Но я реально чуть кони не двинул от страха. Виду, конечно, не подал, но атмосфера просто жесть. Во-первых, непонятно, что происходит и когда это кончится. То есть, в общих чертах-то понятно, но когда твоя женщина выворачивает тебе сустав на руке во время схватки, ошибочно приняв за эспандер, в это время кажется, что все нахрен вышло из-под контроля. А все, что делают врачи — только приходят и пихают пальцы. Ну ты понял куда, — Серега с ужасом таращит глаза.