Блестящая Идея даже немножко померкла от огорчения:

– Значит, мне всё это время ждать? Но я ведь совсем померкну…

– Вот незадача… – задумалась Светлая Голова. – Ане прийти ли Вам в какую-нибудь другую голову?

– Мне именно в Вас хочется прийти, дорогая Светлая Голова, – от всего своего Неясного Очертания призналась Блестящая Идея. – Очень Вы мне понравились.

– Ну если так… – Светлая Голова тряхнула собой. – Милости тогда просим! Приходите в меня, пожалуйста, дорогая Блестящая Идея, и простите, что я отняла у Вас столько времени.

Тут берет цвета спелой сливы приподнялся, как крышка кастрюли, – и Блестящая Идея без лишних слов пришла в Светлую Голову.

– Блестящая идея! – воскликнул невысокого роста гражданин в берете цвета спелой сливы и вскочил со скамейки, на которой до этого отдыхал.

А уже через минуту прохожие наблюдали за ним с удивлением: он подбежал к мальчишкам, гонявшим по парку мяч, и стал на ворота.

– Ура-а-а! – закричали мальчишки, обрадовавшись, что у них появился вратарь, и принялись бить по воротам. Невысокого роста гражданин в берете цвета спелой сливы оказался прекрасным вратарём и не пропустил ни одного мяча.

Потом они все вместе побежали пить фанту на угол. При этом из-под берета цвета спелой сливы во все стороны распространялось Очень Большое Сияние.

Наверное, это очень непросто – быть мешочком со смехом. Представьте-ка себе, что вам во что бы то ни стало надо смеяться всякий раз, когда на вас нажимают!.. Действительно вам от этого весело или нет – никто не спрашивает: ваше дело – хохотать да хохотать.

– Ну и весельчак он, этот Мешочек-со-Смехом, – удивлялся Грустный Клоун. – Дотронуться до него нельзя – сразу хохочет, как сумасшедший!

– Да не весельчак он, а просто дурачина! – отвечала Боксёрская Перчатка и со знанием дела добавляла: – Смех без причины – признак дурачины. Эй, там… Подъёмный Кран, толкните его в бок посильнее: давно чего-то его дурацкого смеха слышно не было.

И Подъёмный Кран толкал – отчего ж не толкнуть, когда в тебе столько силы! А Мешочек-со-Смехом тут же начинал смеяться, да как оглушительно!

– Что и требовалось доказать, – подхватывала Боксёрская Перчатка. – Ничего смешного, заметьте, не происходит, а он смеётся! Ну, не дурачина ли?

– Пожалуй, и правда дурачина, – огорчённо соглашался Грустный Клоун, и по щеке его бежала слеза.

А Мешочек-со-Смехом надрывался от хохота.

Перед началом осени все игрушки свалили в ящик – и ящик задвинули под кровать. Дачный сезон прошёл – теперь до следующего лета в доме должны были наступить тишина и зима. Игрушки, понятное дело, этого времени не любили: кому ж приятно мёрзнуть под кроватью!

– Так бы и отлупила всех дачников! – сказала Боксёрская Перчатка. – Что за непонятливый народ такой – сами уезжают, а нам говорят: счастливо оставаться! Лежи теперь тут месяцев восемь и коченей… А восемь месяцев – срок немаленький.

– Не только коченей, но и ржавей! – вставил Подъёмный Кран. – С меня после прошлой зимы ржавчину еле отодрали… у меня ни одно колёсико не крутилось! Спасибо, маслом шарниры смазали, а то бы так и был калека…

– Грустное, грустное, грустное… бесконечно грустное время! – согласился Печальный Клоун – и по щеке его побежала было слеза, да и замёрзла.

И тут откуда-то снизу раздался оглушительный смех.

– Здра-а-авствуйте вам! – в сердцах сказала Боксёрская Перчатка. – Значит, и дурачина тоже с нами. А впрочем… впрочем, оно и к лучшему: хоть и невелика польза от его смеха, а всё ж… Эй, кто там рядом с ним, пихните-ка его в бок посильнее!

– Одну минутку! – сказала Палочка-с-Лошадиной-Головой и сильно лягнула Мешочек-со-Смехом.

И Мешочек-со-Смехом снова расхохотался. С этого дня любимым занятием обитателей ящика стало пинать Мешочек-со-Смехом. Как только начинал чувствоваться холод или с пола подбиралась сырость, кто-нибудь пинал Мешочек-со-Смехом – и хохот его сотрясал стенки ящика, причём с такой силой, что в ящике становилось тепло, как в южном приморском городе.

– Ну, сами посудите, – согреваясь, начинала философствовать Боксёрская Перчатка, – плохо ли находиться в обществе такого дурачины, как этот Мешочек-со-Смехом? Никому нормальному и в голову бы не пришло рассмеяться в подобных условиях, а этот – послушайте! – заливается…

И все соглашались с Боксёрской Перчаткой, устраиваясь в теплом ящике поуютнее. Так и перезимовали – без забот.

Только ближе к весне хохот Мешочка-со-Смехом начал почему-то становиться всё тише – иногда в нём даже можно было расслышать какой-то не то сип, не то хрип.

– Досмеялся, – крякнула однажды в начале апреля Боксёрская Перчатка. – Оно и понятно: кто ж это выдержит – заливаться без перерыва! Добро бы ещё было над чем смеяться, а тут ведь у нас что? Смех без причины! Эй, лягните-ка его там, Палочка-с-Лошадиной-Головой… и посильнее!

– С удовольствием, – откликнулась Палочка-с-Лошадиной-Головой – небольшой взрыв хриплого смеха был ей ответом.

– Ему хоть говори, хоть нет, – повёл Подъёмный Кран ничуть не заржавевшей за зиму шеей. – Вот уж что правильно, то правильно: нет ума – считай, калека!

А в конце мая возле дачи снова стали слышны весёлые голоса: дачники приехали! И в доме тотчас же началась жизнь: захлопали окна, запели двери, зазвенели чашки и тарелки, ножи, вилки, ложки и ложечки.

– Не могу найти мой ящик с игрушками! – раздался вдруг хорошо знакомый игрушкам голос. Потом раздался плач.

– Эй, Палочка-с-Лошадиной-Головой, – скомандовала Боксёрская Перчатка, – что Вы там себе думаете? Лягните-ка изо всех сил Мешочек-со-Смехом – пусть нас наконец найдут, а то мне отнюдь не улыбается пролежать тут всё лето – ненайденной!

– Я уже лягаю, – отчиталась Палочка-с-Лошадиной-Головой, – только он не смеётся!

– Да быть такого не может! – разгорячилась Боксёрская Перчатка. – Давайте-ка мы все нажмём сверху… да ещё и попрыгаем на нём – рассмеётся как миленький!

Так и сделали – и действительно разразился из-под толщи игрушек взрыв хохота, да такого, какого тут ещё в жизни не слышали.

– Мои игрушки! – закричали сверху. – Мой Мешочек-со-Смехом!