– Вот именно. Когда ты в последний раз канонаду слышал? А? Говорю тебе, старик, про нас забыли. война мимо прокатилась. Можно сидеть тут себе как сыр в масле. А когда все кончится, нам скажут. Мы тут, старик, как у Христа за пазухой.

– Хорошо бы, если так.

– Не волнуйся. Одеваться я не буду, и дальше – что хочу, то и делаю. Хочу сидеть в трусах, как лорд Снути[14]хренов и нажираться, как свинья. Не желает ли ваша светлость к яичкам отведать еще и стаканчик кларета тысяча девятьсот тридцать второго года?

– Его светлость желает, – ответил Уильям. И они с утра клюкнули, и к полудню оба уже

были хороши. Уильяму было жарко в форме, и он снял рубашку. Арчи сидел, изнемогая от жары, в длинных армейских трусах и отхлебывал из бутылки. Осушив, он бросил ее через плечо. Бутылка с глухим звуком упала в траву. Он остановил блуждающий взгляд на Уильяме.

– Говорю тебе, старик, забыли нас.

– Такой везухи не бывает. Жди, забудут про тебя в армии! За пару шнурков удавятся.

– А чего ж мы тогда здесь сидим? Посмотри-ка вокруг. Чего тут стратегически важного? Никчемное место. Нас тут поставили погреба винные охранять для того офицерика, что нашел их. А он уже где-то в другом месте, и другие два парня ему там винцо стерегут. Потом еще два и еще – и так до самого Берлина. А может, убили его. Так или не так, а нас тут забыли, старик. Можно сбежать – никто и не заметит.

– Я в Дюнкерке, Тобруке[15]и в «Золотом секторе»[16]воевал. Не собираюсь сейчас дезертировать, когда наша почти взяла. Мне как раз начинает нравиться. Будем здоровы!

– Тебе-то хорошо. Ты дома будешь, когда все это кончится.

– Опять начинаешь? Хватит. Арчи сидел прямо, как стена.

– Слушай, Уильям. Сделаешь для меня кое-что, когда вернешься? Передашь Рите моей, что я скажу?

– А куда я денусь? – заверил его Уильям.

– Я не шучу. Передашь ей точно мои слова?

– Я же сказал, передам.

– Хорошо. Запоминай.

– Давай не тяни.

– Короче, передашь ей вот что: «Арчи наказал мне, чтоб я к тебе пришел и сказал – ты мне должна дать».

Уильям рассмеялся. Глотнул красного вина и засмеялся снова.

Арчи, по-видимому, было не до смеха.

– Я серьезно. Так ей и передай.

– Ладно. Отлично. Постучусь в дверь и так ей и скажу.

Но Арчи странно смотрел на Уильяма. Взгляд его подернулся какой-то дымкой.

– Любит Рита это дело, ох и любит. Любит, чтобы я ее в шейку целовал. Чтоб сосок зубами брал – как виноградину берешь, осторожно, чтоб кожицу не прокусить. Любит, когда живот ей лижу и между бедрами. И клиторок. Просто с ума сходит, когда я ей клитор языком ласкаю.

– Арчи! Не хочу я это слушать.

Уильям никогда на ласкал Олив клитор. Главным образом потому что не знал, что это такое.

– Я тебе должен все это рассказать – вдруг ей доказательства понадобятся. Вот это и передашь. Рита по-собачьи любит. Ох и любит!

– Арчи, заткни фонтан!

– Но кое-что ее точно убедит – если это понадобится. Любит она, чтобы я ей складочку под коленкой целовал. Из всех баб, что у меня были, ни одну это так не заводило. Наш секрет. Может, у тебя хорошо получится – и Рита обо мне вспомнит, так ведь? И вроде это я с ней буду, так ведь? Ну, ясно тебе, что передать надо?

Уильям смотрел ему в глаза. Арчи действительно не шутил.

– Не мели чепуху.

Арчи покачал головой. Потом поднялся со стула и, шатаясь, взял винтовку «ли-энфилд», прислоненную к стене. Передернул затвор и направил винтовку на Уильяма.

Уильям набычился:

– Хватит херней страдать.

– Обещай, что передашь ей.

– Убери эту дуру. Мне это не нравится.

– Ты уже пообещал. Скажи, что передашь, – или я сейчас в тебе дырку сделаю. Я не шучу.

Уильям понимал, что Арчи пьян, но какое-то внутреннее чувство говорило ему, что все очень серьезно.

Уильям моргнул первым:

– Я же сказал, что передам. Убери, к черту, эту винтовку.

Арчи улыбнулся и снова поставил свой «ли-энфилд» к стене. Потом ушел в тень под замком. Уильям отпил из бутылки кларета и закурил очередную сигарету. Он поймал себя на том, что у него дрожат руки. За все военное время ни в одной из переделок ни разу еще никто вот так не целился ему прямо в грудь. Докурив сигарету, он решил пойти и высказать Арчи все, что он о нем думает. Он уже входил в замок, куда тот удалился, как вдруг услышал шум из винных погребов и остановился.

Это орал Арчи. Разобрать что-либо было невозможно. Он выкрикивал имя Риты и еще какие-то слова – ничего было не понять. Сквозь вопли Уильям услышал звон бьющегося стекла – это Арчи швырял бутылки с вином в кирпичные стены погреба, и они разлетались вдребезги. Как будто там бесновался раненый зверь. Пьяный вой все не стихал.

Не успев решить, что же делать, Уильям услышал, как где-то рядом что-то затарахтело. Он оглянулся.

– Вот черт! – ругнулся он и рванулся обратно, к столу, на котором валялось брошенное оружие.

Это, разгоняясь и поднимая пыль, ехал к замку джип. Уильям сдернул со спинки стула рубашку, надел ее и стал торопливо застегиваться. Потом схватил винтовку.

Джип остановился в нескольких ярдах. Из кабины на Уильяма угрюмо смотрел водитель. Дверца открылась, и вылез офицер британской армии.

– Здравствуйте, капрал, – сказал офицер.

– Здравия желаю, сэр! – крикнул Уильям, вытянувшись по стойке «смирно».

Молодой капитан бросил взгляд на винтовку Арчи, прислоненную к беленой стене. Потом посмотрел на босые ноги Уильяма.

– Капрал, у вас ничего не случилось?

– Никак нет, сэр!

– Вольно, капрал. Ну и вид у вас. Скажите спасибо, что у меня нет настроения посадить вас под арест.

Уильям расслабился, поспешно натянул носки и ботинки.

– Я готов, сэр.

– Пора двигаться, капрал. А где второй охламон?