что если приставить их концами друг к другу, то получится длиннейшая нить, в десятки километров. С их помощью корню удается как бы обежать огромное количество частиц почвы и извлечь из них необходимые питательные вещества.

Небольшие и тонкие волоски для наших путешественников превратились в огромные и толстые. Концами своими волоски зарывались в стены пещеры, и, вскарабкавшись по уступам, молодым людям легко было добраться до одного из них.

— Вот что, ребята, я уже приглядел волосок, — деловито сказал Тима. — Мы сейчас взберемся на него. Нам нужно сегодня же попасть в лист. А завтра чуть свет — домой, обратно!

Тима нет-нет, да и вспомнит о доме, о матери, о том, что она может обнаружить обман раньше, чем они вернутся, а это будет ой как нехорошо! Конечно, неприятностей не избежать. Тима чувствовал себя здорово виноватым и готов был к сильнейшему нагоняю. Тут уж ничего не поделаешь. Придется терпеть.

Но он хотел только одного — дойти до места. Он боялся, что мама, узнав об их путешествии, поднимет шум и организует погоню. Правда, ни папы, ни Кривошеина, ни Вады нет в поселке. Но Кривошеин на рыбалке, за ним можно послать. И тогда… «Ой, как нехорошо!» — совсем расстроился Тима. Он уже представил себе, как их настигает Кривошеин, как ведет их домой, как мама устраивает всем им хорошую баню. Другое дело, если они сами явятся как победители. Пусть тогда ругают сколько хотят. То, что они не хуже взрослых сумели все сделать — и с аппаратами управились, и весь путь прошли без сучка и без задоринки, — будет доказано. И это главное. Только надо торопиться. Что это Виктора никак от съемок не оторвешь?

— Кончай, Виктор! — крикнул Тима. — Пора!

Виктор неохотно спрятал камеру. «Вечно этот Тимка не дает ему снимать столько, сколько ему хочется», — раздраженно подумал он. Хотя Тима ни разу раньше ему не мешал.

Между тем Тима, ловко вскарабкавшись по глыбам грунта, уже добрался до волоска, сел на него, свесив ноги, и с довольным видом похлопал по его эластичной, влажной оболочке. Она была плотная, как сыромятная кожа.

За ним полезли остальные.

Устроившись поудобнее, Тима сильно размахнулся и вонзил в оболочку острый клинок.

Надрез получился в виде буквы «С», достаточно большой, чтобы можно было протиснуться внутрь волоска.

Тима зацепил крючком край надреза, сильно оттянул его и, сделав приглашающий жест, весело провозгласил:

— Прошу! Сезам открылся!

Чтобы сделать проход пошире, Тима двумя руками оттянул «створку» своей необычной «двери».

Ван хотел было перешагнуть «порог», но замер на месте. Он увидел густую жидкость, наполнявшую клетку. Само по себе это, разумеется, не было для него неожиданным. Ничего иного он и не рассчитывал увидеть. Но жидкость двигалась — она пульсировала. Такого он никогда еще не видал.

— Живая! — прошептал Ван.

— Ой, я боюсь! — шутливо пропищала Катя, заглядывая через плечо Вана.

— Ерунда! — сказал Тима. — Это протоплазма. Я нарочно сделал надрез сверху, чтобы она не выливалась. Ван, быстрей, дружище! Катя, Катя! Ну что ты стала? Виктор, подтолкни-ка ее.

Катя, вошедшая внутрь волоска следом за Ваном, вдруг громко закричала. На этот раз она действительно испугалась: неожиданно ее что-то подхватило и понесло, да так, что у девочки закружилась голова и сердце замерло.

Ван, барахтавшийся в водовороте, смеялся над ней. Смеялись Тима и Виктор, которых тоже завертело течением. Виктор даже позабыл, что сердит на Тиму, так ему стало, весело. В конце концов расхохоталась и Катя. Путешественники то сталкивались, то отскакивали друг от друга; они тщетно пытались удержаться на одном месте.

Наконец Виктору удалось зацепиться своим крючком за стенку клетки. Он смешно болтался, ноги его все время относило в сторону. Тима, проплывая мимо, ухватился за его ногу. Ван зацепился за Тиму, и все вместе поймали Катю.

— Фу, — набросилась Катя на Тиму, — почему ты не предупредил? Просто свинство!

— Прости, Катюша, забыл! Честное пионерское, забыл! Ну, отдышалась?

— Да ну тебя! И долго так будет продолжаться?

— Как тебе сказать… Порядочно… Сейчас перейдем в другую клетку. Ты отдохни, а мы прорежем эту стенку, затем соседнюю, потом…

— Да этому конца не будет! Ужас, просто ужас! Где твои бактерии, Ван? Хочу к ним обратно! Там, в почве, по крайней мере, нет этой протоплазмы и не надо что-то без конца резать!

— Почему — без конца? Вот прорежем дырку в соседней клетке, и всё!

— Да, но ведь это придется делать каждый раз, если хочешь сдвинуться с места.

— Положим, нет ничего легче, как сдвинуться, — расхохотался Виктор. — Отпусти-ка руку!

— Ай, не надо, не надо! Не хочу вертеться в этой вашей протоплазме!

— Ничего, Катюша, — добродушно отозвался Тима. — Нам теперь придется долго плыть. Будем как на дне реки. Но ты увидишь, как все хорошо устроится. Вот и «дверь» наполовину открыта.

Дружными усилиями мальчики уже прорезали отверстие, как вдруг Катя опять завопила:

— Ай! Что это?.. Там! Из-за угла… движется. Ай!

Катя показала в дальний угол клетки.

Оттуда, наперерез течению, действительно двигалось нечто округлое. «Оно» шло по направлению к той «двери», через которую путешественники пролезли в волосок.

— Тьфу ты! — рассердился Тима. — Вот напугала! Это ядро. Ядро клетки, понимаешь? Что тут страшного?

Они перешли в другую клетку, оттуда — в третью, и так, с трудом проделывая отверстия в стенках, путешественники продвигались внутрь корня. Они замечали, что не во всех клетках содержимое имеет одинаковый вид. Самые молодые клетки были наполнены только протоплазмой — слизистым веществом, то более густым, то пожиже.

В более старых клетках встречались участки водянистого сока. Они выглядели словно пузырьки в густой слизи. И обычный человек, глядя на клетки растения в обычный микроскоп, так и увидит их: водянистые пузырьки в более густой слизистой жидкости. В этом клеточном соке растворены различные вещества, и, чем старше клетка, тем больше места занимает в ней клеточный сок.

— Это всё живые клетки, — говорил Ван. — В них происходят сложные процессы превращений и изменений самых разнообразных веществ. А в мертвых нет ни протоплазмы, ни сока. Один остов — оболочка. Вот и всё.

Издали сквозь тонкие, прозрачные стенки клеток была видна темная высокая стена. Это был центральный цилиндр корня.

Когда подошли к нему поближе, то увидели, что стена его сложена, как из кирпичиков, — из коричневых клеток