— Элизабет была его третьей женой. Первой была моя мать, а между ними — Джоан. — Она оглянулась и незаметным движением руки указала в сторону женщины, сидевшей в заднем ряду церкви: — Вон та, в красном платье. Она ненавидела детей. Я была ужасно неуклюжая и все крушила на своем пути. И она приложила массу усилий, чтобы перевоспитать меня. Когда я разбила безумно дорогой флакон ее духов, а потом еще и ее любимую безделушку из стекла, она страшно разозлилась и сказала Форду, чтобы он отправил меня в пансион.

— Господи! — вздохнул он, с любопытством поглядывая на женщину. — Какая любвеобильная парочка. Сколько лет тебе было тогда?

— Девять. — Она пожала плечами, словно это не имело никакого значения, но она все еще помнила страх и горечь, которые испытала, когда потеряла мать, а взамен, подобно Золушке, получила злую мачеху и была изгнана из дома. Но лицо ее просветлело при мысли о третьей жене Форда. — Элизабет забрала меня оттуда.

— Мать Джареда?

— Да. Она вышла замуж за Форда, когда мне исполнилось тринадцать. Когда она узнала, что у него есть дочь, которая круглый год живет в пансионе, она возмутилась и заставила его вернуть меня домой. Я полюбила ее, — сказала Виктория и подумала, что именно поэтому чувствует такую вину перед Элизабет. При этой мысли у нее защемило сердце, и она задумчиво уставилась в пустоту.

Словно прочитав ее мысли, Джон резко произнес:

— Хватит казнить себя за это. Это бессмысленно. Тебе было шестнадцать, ради всего святого, а Джареду сколько? Три?

— Примерно.

— Примерно, — передразнил он, усмехнувшись. — И что ты могла сделать? Что может сделать подросток в таком возрасте, особенно если он вынужден постоянно противостоять своему отцу?

Виктория открыла рот, чтобы объяснить, что должна была сделать хоть что-то, даже если не знала, что именно, но Рокет резко сменил тему разговора:

— А жена номер четыре? Покажи мне ее.

— Ее здесь нет. Ее замужество продолжалось менее полугода. Синтия уехала сразу после развода. Насколько мне известно, никто из окружения Форда с тех пор не видел ее.

— Тогда вернемся к церемонии похорон Форда… По твоим словам, Ди-Ди утверждала, что откладывать дальше некрасиво и что это нарушает все правила приличия. — Уголок его рта дернулся. — Легка на помине, — пробормотал он на ухо Виктории и, положив руку на спинку скамьи за ее спиной, едва заметно повел головой в сторону боковой двери. — Она там. Интересная штучка.

Виктория посмотрела на дверь церкви.

— О, ради Бога…

Пятая жена ее отца была затянута в черный креп с головы до ног. Черная шляпа с широкими полями и вуалью, черные чулки и атласные босоножки с закрытым мыском от Джимми Чу. Она шла, тяжело опираясь на руку красивого молодого человека.

Виктория покачала головой:

— Да она скорей бы умерла, чем отказалась быть в центре внимания на похоронах собственного мужа.

Заметив, как взгляд Джона скользнул по ее строгому черному платью, по длинной нитке жемчуга на шее, доставшейся ей в наследство от матери, она подняла подбородок и встретила его взгляд.

— Что-то не так?

— Ты о чем? Я ничего не сказал.

— Но посмотрел так, будто по сравнению с Ди-Ди я похожа на занудную училку.

Он рассмеялся:

— Дорогая, если бы у меня была такая училка, я, возможно, лучше бы учился в школе. Напротив, я подумал, что у тебя профессиональное чутье, ты всегда знаешь, как следует одеться для каждого конкретного случая.

— О! — Если бы она была в возрасте Эсме, то, возможно, и смутилась бы от удовольствия, но она была куда старше. И все же его комплимент был ей приятен, как бы она ни старалась убедить себя в обратном. — Спасибо, приятно слышать.

Он пожал плечами. Она. в свою очередь, окинула придирчивым взглядом его безупречный костюм, белоснежную сорочку и искусно подобранный строгий галстук.

— Ты сам прекрасно одет. Я помню, что и раньше, когда все кругом ходили по пляжу в обтрепанных джинсах, ты всегда носил красивые шорты и дорогие майки. — И тут же пожалев, что заговорила о том времени, которое отчаянно хотела забыть, она продолжила серьезным тоном: — Когда я впервые увидела тебя на пороге своего дома, то подумала, что ты возишь с собой целый гардероб на случай, если вдруг получишь приглашение задержаться где-то подольше. — Тут она вспомнила, как позволила ему переехать к ней шесть дней назад, и внезапно подумала о других женщинах, что, разумеется, отнюдь не улучшило ее настроения.

— Ты, должно быть, путаешь меня с бойскаутом, — заметил Джон, криво усмехнувшись. — Я никогда не готовлюсь ни к чему подобному. Я съездил в Денвер на другой день, чтобы наладить кое-какие контакты, и это все. И пока я был там, я забрал с собой вещи, которые могут мне пригодиться для дальнейшего пребывания здесь.

Внезапно он замолчал, глядя мимо нее.

— Кто тот мужчина? Вон там, тот, что выглядит так, словно пришел в офис.

Она проследила за направлением его взгляда и увидела мужчину с аккуратно уложенными серебристыми волосами, который, прокладывая себе путь по проходу, вежливо отвешивал поклоны и пожимал руки.

— Мне не хотелось бы говорить это, но он выглядит так, словно не особенно опечален предстоящим событием.

Виктория едва заметно пожала плечами:

— Я уже говорила тебе, что у отца было мало друзей. — Она задумалась на какой-то момент, потом добавила: — Я даже не уверена, что они вообще у него были. Масса знакомых — это да, но я не могу вспомнить ни одного человека, с которым он был особенно близок. Разве это не печальный итог?

— Тогда почему они все пришли?

— Наверное, чтобы убедиться, что он действительно умер. — Она почувствовала укол вины, как только произнесла эти слова, хотя понимала, что не так уж далека от истины.

Проведя большим пальцем по ее щеке, он ободряюще ей улыбнулся:

— Ты прекрасно держишься. Должен заметить, что мой старик был во многом похож на твоего.

— Да? — Она повернулась к нему с явным интересом.

Шесть лет назад они не говорили о своих родных, и сейчас, открыв ему кое-что из своей подноготной, она, естественно, ждала, что и он расскажет о себе поподробнее.

— У него тоже не было друзей?

— Нет, насколько я знаю.

— Кроме тебя, да?

Он хрипло рассмеялся:

— Меньше всего я. — Он колебался, потом сказал с явным нежеланием: — Он пил. Как заправский пьяница…

Она хотела поинтересоваться, чем было вызвано это пьянство, но не успела. Джон, верный своей манере неожиданно менять тему разговора, кивнул в сторону уже отмеченного им мужчины и спросил:

— Итак, как ты сказала, кто он?

— Я ничего не сказала. — Она забыла об этой его привычке, но сейчас убедилась, что Рокет ничуть не изменился. Как и в Пенсаколе, лишь только разговор касался его лично, он тут же находил способ направить его в другое русло — разве что метод стал другим. Конечно, ей не стоило обращать на это внимание, но, к сожалению, с тем же успехом можно было не замечать слона в маленькой комнате. И как только она вспомнила, каким образом он отвлекал ее от нежелательных расспросов, ее щеки залились краской.