Пассажиры в ожидании лифтов на станции «Банк». Линия «Центральная», 1901 г.

Компания «Бейкер-стрит и Ватерлоо» в начале ХХ века строила одноэтажные станции, облицованные внутри и снаружи рельефными терракотовыми плитками красного цвета, известного как «бычья кровь»: эти глянцевые плитки до сих пор можно видеть на станции «Глостер-роуд» и ныне закрытой станции «Стрэнд». Связь между подземным миром и жертвоприношениями животных сохраняется. Стена, покрытая кроваво-красной плиткой, есть и рядом с Бромптонской молельней, она отмечает место, где была станция «Бромптон-роуд». Красная плитка ярко контрастирует со светлым кирпичом, из которого в те же годы складывали станции линии «Дистрикт». При этом внутри здания станций были отделаны плиткой бутылочно-зеленого цвета, а верхнюю часть стен покрывали белой штукатуркой.

Купол станции «Клэпэм-Коммон». 1930-е гг.

В 1920-е годы на линии «Хэмпстед» сформировался стиль, который стал известен как «пригородная классика», со станциями, украшенными дорическими колоннами из портлендского камня. Пирамидальные крыши были облицованы итальянской черепицей, так что станции походили на древнеримские виллы. Их ворота, как написано в одной брошюре, манили в подземный мир. Компания «Сити-энд-Саут» в те годы предпочитала строгие кубические конструкции из портлендского камня, напоминавшие ацтекские храмы. Сейчас их можно увидеть на станциях «Хаунслоу-Вест» и «Тутинг-Бродвей». Кассовый зал станции «Хаунслоу-Вест» выложен затейливыми фризами с неистовыми геометрическими орнаментами. Все вместе походит на саркофаг. Такой стиль до сих пор вызывает не очень приятные ощущения.

Когда в 1930 году линию «Пиккадилли» начали тянуть к северу, в сторону Кокфостерс, для подземных работ было сооружено 22 проходческих щита. Несколько самых примечательных подземных станций были построены под влиянием Вальтера Гропиуса и архитектурного движения Баухауз. Смелые цилиндрические и прямоугольные формы, как, например, на станциях «Арнос-Гроув» и «Садбери-Таун», очень скоро стали ассоциироваться с входом в подземный мир. Внутреннее освещение было несколько усилено, чтобы оживить мрачноватые интерьеры. Плафоны из опалового стекла и рефлекторы делали свет более ровным. Таким образом была пущена в ход концепция «ночной архитектуры», объекты которой должны быть одинаково хорошо видны и днем, и ночью. Это были последние по-настоящему новаторские станции ХХ века, хотя, возможно, у них был не более гостеприимный вид, чем у их предшественниц.

Искусство метрополитена занимает почетное место в столичной культуре. Пассажир медленно спускается в полный живой энергии мир вывесок и плакатов. На экранах вдоль эскалатора реклама подается в виде ярких, мельтешащих видеороликов. Красочные, иногда чересчур, плакаты на стенах станций продолжают традицию, которая так же стара, как само метро. Пассажиров окружают живописные изображения и цвет. Фрески Дэвида Джентльмена на станции «Черинг-кросс» поэтапно изображают, как в конце XIII века каменщики и ремесленники строили Крест Элеоноры*(прим. *Ряд крестов в память о жене Эдварда I, которая, как утверждается, спасла жизнь короля, высосав яд отравленной стрелы из его раны во время восьмого и последнего Крестового похода в 1270 г. Когда королева скончалась в Харби неподалеку от Линкольна (в 1290 г.), ее тело, за исключением внутренностей, которые захоронили в Линкольнском соборе, было доставлено в Вестминстерское аббатство в Лондоне. На каждой стоянке, где погребальный кортеж останавливался на ночь, позднее был воздвигнут крест. Из первоначальных 12 крестов до настоящего времени сохранились три.), стоящий теперь за станцией. (На самом деле нынешний крест — поздняя копия и стоит не на том месте.) Плитки на стенах станции «Бейкер-стрит» украшены портретом Шерлока Холмса. А на станции «Тотнем Корт-роуд» стены покрыты мозаиками Эдуардо Паолоцци.

Станция «Черинг-кросс». Фрески Дэвида Джентльмена на платформе линии «Северная», демонстрирующие возведение Креста Элеоноры

Зачастую врата в подземелья отмечены диковинными творениями. Станцию «Ист-Финчли» венчает статуя лучника в стиле древнего искусства Южной Америки. Его стрела направлена точно по ходу тоннеля. На стенах станций «Олдгейт-Ист», «Сент-Полз» и других можно разглядеть резных грифонов. А грифоны суть чудовища, сторожащие золотые копи и закопанные сокровища, поэтому они весьма подходят на роль стражей метро. Над входом на станцию «Банк» стоит изваяние Меркурия, а над станцией «Оксфорд-Сёркис» некогда помещалась статуя херувима.

Самый новый участок линии «Юбилейная», к югу от реки, отмечен сооружениями, которые можно отнести к ярчайшим образцам современной лондонской архитектуры. Станции «Канари-Уорф» и «Норт-Гринвич», спроектированные соответственно Норманом Фостером и Уиллом Олсопом, представляют собой вершины постмодернистского инженерного искусства. Это торжественные порталы подземного мира, которые при открытии были названы «мирские соборы». Их огромные стеклянные своды и залы из стали воплощают мощь коллективной воли и великую драму человеческого духа. Это и есть дух Лондонского метрополитена.

Некоторые люди боятся метро. Под землей их терзают тревога и клаустрофобия, им мерещатся пожары, их пугает смерть от удушья. В гуще толпы их может охватить паника и даже безумие.

Помните, спускаясь в иной мир и удаляясь от мира привычного, вы можете испытать неизъяснимый ужас.

Эти чувства человек переживает в одиночку, хотя в метро он никогда не остается один. Что приятного в том, чтобы помимо воли оказаться в окружении сотен тысяч чужих друг другу людей. Подземка — глубокое море человеческого одиночества. В наше время «я» становится неотличимо от «они». Это процесс тотального уравнивания всех со всеми.

Среди «них» могут быть пьяницы, попрошайки, сумасшедшие; даже бродячий музыкант, бренчащий на гитаре, может показаться источником опасности. Именно поэтому большинство пассажиров подземки спешат: они хотят как можно быстрее достигнуть места назначения. А назначение подземки — предлагать кратчайший маршрут между двумя точками. Метро ведь на самом деле вовсе не пространство, метро — это движение плюс ожидание.

Опытные пассажиры знают топографию каждой станции, так же как тот, кто часто путешествует по земной поверхности, знает, где удобно срéзать и повернуть. Они упиваются своей скоростью и проворством, они знают, где встать, чтобы побыстрее войти в вагон, и помнят, какой вагон останавливается ближе к выходу. Их маршруты становятся привычкой их ума и тела, частью их натуры, превращаются в ритуал. Волнение, изумление, которые переживали пассажиры в XIX веке, ушли в прошлое.

Метрополитен — символ коллективной воли, причем во многих отношениях. Он сочетает в себе человеческую обособленность и единение людей, являя парадокс, присущий любому обществу и культуре. Он облегчает жизнь индивидуума, но он есть и общественный институт со своими установлениями и требованиями. В нем можно видеть и инструмент угнетения, компонент системы порабощения, которую использует современный капитализм. Он — идеологическая, а также социологическая конструкция. Пассажир, ежеутренне, в час пик, приезжающий в Лондон из пригорода, — часть системы, функция которой — принуждать и обязывать. «Не мы ездим на поездах, — как-то сказал Генри Торо о новой американской железнодорожной сети, — это они ездят на нас».