Осторожно присев на выступ у ровной стены, я прислонилась к алтарному возвышению. По навощенному дереву панелей тянулись узоры, складываясь в слова традиционных благопожеланий. К сожалению, большая их часть не имела уже смысла.

Помолчав еще немного, я полезла в карман и, покатав между пальцев мешочек с сушеными травами, выложила его на столик для подношений, в керамическую миску, полную жирного ароматного пепла.

— Ну что, — прошептала задумчиво, — ты рада, Аллира Пресветлая, Матерь всеобщая, плодородия покровительница? Стало тебе житься лучше и проще, когда исчезли темные боги?

Я прикусила губу, давя раздражение. Петь в полный голос будет здесь неуместно.

— Вот скажи, Светом одаренная, доставило ли тебе удовольствие твое предательство? Да, исчезли кровавые монстры, но братья, супруги, возлюбленные, родители? Ты счастлива, что нет больше Ллида, верного приятеля, покровителя посмертия и перерождения? А Пирус, Недара, Виррия? Вдовствующая богиня, поговори со мной.

Злое шипение вырвалось из груди. Я резко поднялась, вцепилась в стену.

— Поговори со мной, богиня, если осмелишься! Равновесие взывает к тебе, обвиняет и выносит приговор! Явись! Ну же, трусиха!

И я увидела, как скрутилась, собралась в плотный, яростно сверкающий ком сила. И вспыхнула, словно маленькое солнце, разлетаясь по святилищу каплями ледяного дождя, застывая на камнях жемчужными каплями. Миг спустя гнев Аллиры ручейками сбежал со стен, впитавшись в щели между плитами пола.

И снова в святилище воцарился блаженный покой, короткий, но бурный всплеск божественного возмущения затих, так и не вырвавшись из-за крепких дверей.

Подышав на заледеневшие руки, я улыбнулась.

Не пришла? Ну и что. Долг с богини светлой я взыщу и так, издалека. Бард я или не бард? Спою, услышит, не сможет отказаться… явится. Но не сейчас, время еще ждет.

Золотистый отсвет силы медленно угасал вместе со зрением, но эта неожиданная вспышка неожиданно добавила телу здоровья. Ноги дрожать перестали, исчезли слабость в руках и головокружение, посему путь до моего закутка прошел куда продуктивнее. И мастера Витара я встретила вполне бодрым приветствием. Чем, кажется, его разочаровала, ибо он пришел с бутылем, побулькивающим новым укрепляющим травяным настоем, терпкий аромат которого начал щекотать нос шагов за десять.

На расспросы мастера просто призналась, что ходила в святилище. И это помогло. Но напиток в узком стеклянном бокале приняла беспрекословно, с благодарным кивком. Осторожно покатала на языке горьковатую густую жидкость, пробуя мельчайшие частички трав, просочившиеся через фильтр. Сглотнула и удивленно улыбнулась.

Где же вы, мастер, нашли травы болотные и мхи снежные? В голове от них светлее и яснее взор. И вот уже я, став благодушнее, согласилась перед скорым отъездом сходить на храмовую службу, послушать хоровую распевку местных мастериц накануне больших праздников. В оплату за лечение почему и не послушать? Доброе деяние к Повороту года только мне на пользу пойдет да паладинов успокоит.

Так что вырвалась я из этой обители лишь ко второму снегу. До Поворота и назначенного на него торжества в Азуроке оставалось всего две дюжины дней. А у меня все так же не было подарка. Впрочем, в ближнем городке, не самом маленьком, обещалась ярмарка.

А все оттого, что я неожиданно увлеклась полифоническим хором прекрасной Аллиры. Пусть среди послушниц и служек не было великих талантов, усидчивость и внимательность с лихвой их заменяли. А уж акустика…

Это было нечто новое, незнакомое. Необычное…

Когда, стоя посреди огромного полукруглого зала, своды которого уходили ввысь, смыкаясь где-то в поднебесье в острый шпиль, я пропела первую ноту, поняла, что простой спевкой ограничиться просто не смогу.

Звук лился, тек, дробился о колонны, отражался от стен и витражей, возвращаясь раз за разом, расцветая новыми оттенками. Простые гаммы, упражнения для младших учеников, светские гимны и божественные благословения — я перепробовала все.

Святилище гудело, звенело и дрожало. И не единый бог не посмел спуститься и наказать нарушительницу покоя.

Потом было прослушивание. И вот тогда я поняла, какую ошибку сделала, распевшись в голос при открытых дверях. Меня боялись, моих слов страшились, моего недовольства опасались, от критики прятались.

Каждого служку успокоить, напомнить о главном — о вере в Пресветлую, воодушевить…

«Важно не идеальное исполнение, — говорила я. — Ваша цель — не сразить звучанием, немногие среди приходящих за благословением в самом деле могут различить переливы голосов среди большого хора. И не так важно умение солиста.

Искренность в стремлении, честность в словах и делах, ясный и открытый призыв к братству, надежда на будущее, на возрождение, вот что должно под сводами святилища посвящать Пресветлой. Радость Аллиры — в рождении нового, гимн ли это или дитя, принесенное под ее светлые очи».

Я говорила и сама верила. Великая сила убеждения!

Но хор сложился, пусть и с изрядной задержкой. Музыка ожила в мыслях и голосах людей, накрепко поселилась в святилище и в памяти забредших как-то на звуки репетиции юных паладинов.

В итоге я стояла на заснеженной дороге одна, без подарка, без возможности незаметно и быстро пробраться в Азурок, хотя и с благодарностью от настоятеля обители. И плюсов только и было, что местность знакомая, от городка до герцогства не так уж далеко. Может, там меня кто и дожидается… Да совершенно точно, меня там ждут не дождутся.

Тонкий снежный покров хрупнул под ногами, короткая мелодия унеслась вдаль, заметалась среди голых ветвей. Привычно крутнув родной посох, мерно зашагала по выложенной каменной щебенкой дороге, вдоль ряда стройных сосен. Вокруг царила тишина, и, поддавшись ее завораживающему покою, я на миг сбросила с плеч вечные заботы. На морозе смолистый аромат старой коры и не обобранных белками шишек скрадывал близость обитаемых земель. И звуки, и запахи как-то терялись, размывались, оставляя один на один с мыслями, почему-то на редкость умиротворенными.

А ведь свадьба эта — такая авантюра, не дай боги светлые прознают!

Ну и ладно, разберемся как-нибудь и с богами…

Я прибавила шагу.

Ярмарку было слышно издалека. Протяжная перекличка торговцев плыла над крышами городка вместе с дымом растопленных печей, гуляла между стен и створок распахнутых настежь ворот.

Отступив к обочине, я пропустила неторопливо поскрипывающую телегу. Прислушалась, хмыкнула. И лошадка, и возница на удивление всхрапывали практически однозвучно.

По хрусткому насту добралась почти до стены, по широкой дуге огибая наполненный звонким бряцаньем оружейный ряд, напоенный резкими запахами загон с тоскливо мекающими овцами, прошлась мимо ткацких прилавков, мимолетно огладив разложенные ткани.

И застыла рядом с ювелирным рядом, среди толчеи и шума выловив мелодичный перезвон. Развернувшись, протолкалась к прилавку, откуда доносились заманчивые звуки. Шум голосов, шорох снега и вкусные запахи, вьющиеся дымком от лотка разносчика, отошли на второй план.