Когда она проснулась утром, первой была мысль о детях. Приходилось утешаться только тем, что Присцилла придет ровно в восемь и приведет дом в порядок.

Пенелопа позавтракала и отправилась в дом бабушки, где ее ждали двое рабочих, уже успевших вскрыть кусок кухонной стены и обнаружить засоренную известковыми отложениями трубу. Их вызвал еще накануне Бриганти, теперь наблюдавший за ходом работ.

– Послушайте, синьора, ситуация сложная. Эта труба прогнила насквозь. Ее необходимо заменить, – сказал один из рабочих.

– Ну… если это необходимо… – вздохнула Пенелопа. – В спальне на втором этаже тоже есть протечка, – добавила она со вздохом, понимая, что старое здание еще не скоро станет обитаемым.

– В таком случае необходимо провести более тщательную проверку, – заключил водопроводчик.

Вместе с электриком он обошел весь дом, проверяя комнату за комнатой. Было решено, что необходимо заменить электропроводку и систему отопления. А заодно обновить всю побелку.

Профессор Бриганти, ничего не смысливший в практических вопросах, слушал все эти рассуждения о ремонтных работах, словно ребенок, открывающий для себя правила новой игры.

– Я готов наблюдать за ходом работ, – предложил он Пенелопе, радуясь возможности разнообразить свою монотонную жизнь.

– Боюсь, это дорого вам встанет, – предупредил водопроводчик. – Тут настоящую стройку придется открыть.

– Дом принадлежит моей матери. Пожалуй, надо будет спросить у нее разрешения, – задумчиво проговорила Пенелопа. Ей не хотелось объясняться с Иреной, особенно после разоблачения ее последнего обмана, а главное, она решила, что одновременное восстановление собственной семьи и бабушкиного дома ей не под силу. – Подготовьте мне пока смету расходов на ремонт и подключите по временной схеме свет и воду. И ставни отремонтируйте. А об остальном потом договоримся, – заключила она.

Она вернулась в дом бабушки Диомиры, чтобы поразмышлять, а для этого ей было необходимо остаться одной. Мысль о том, что придется бог знает сколько времени прожить в гостинице, показалась ей невыносимой. Ей хотелось совершать долгие прогулки по пляжу, пустынному в это время года, и наблюдать за рыбачьими лодками. Хотелось работать в саду, выпалывать сорняки на клумбах. И при этом не сталкиваться ежеминутно с рабочими, не видеть строительных лесов и не слышать грохота отбойных молотков.

В холле зазвонил телефон. Звонили с почты.

– Вы синьора Донелли? – спросила служащая. – Не кладите трубку. Поговорите с директором.

– Привет, Пепе. Тут для тебя пришло срочное письмо из Милана. Подождешь посыльного или предпочитаешь забрать его сама? – спросил ее старый друг Сандро Кури.

– Сейчас сама приду, – ответила Пенелопа. Она знала, что это письмо от Андреа.

* * *

24 мая

Дорогая Пенелопа!

Я перечитывал твое письмо бессчетное число раз. Я ошеломлен, мне очень больно. Никогда не ожидал от тебя подобного удара. Зная твою честность, не сомневаюсь, что ты искренне написала все, что думаешь. Но я столь же искренне должен сказать тебе, что я не тот монстр, которого ты изобразила.

Сегодня утром, когда я проснулся и не нашел тебя дома, я почувствовал себя ребенком, брошенным на произвол судьбы. Потом я начал размышлять. Накануне я повел себя как идиот, когда пытался отрицать эту дурацкую историю со Стефанией, а потом разбил стекло, но ты пойми, я веду себя как сумасшедший из страха тебя потерять. Конечно, в определенной мере на меня влияют примеры поведения, бытовавшего в моей семье, когда я был еще маленьким. Это не оправдание, а просто объяснение.

Прочитав твое письмо, я подумал, что ты сошла с ума. Мне потребовалось много часов, чтобы понять, что лишь истинное страдание могло толкнуть тебя на такой отчаянный шаг.

Ты запретила мне приезжать. Отказываешься разговаривать по телефону. Словом, ты решила меня наказать. Очень надеюсь доказать тебе, что я способен измениться к лучшему.

Кажется, впервые в жизни мне удалось проявить искренность по отношению к нашим детям. Эти бесенята ясно дали мне понять, что считают меня ответственным за твой побег. Могу ли я спорить с ними?

Дорогая Пепе, я заставил тебя страдать, но я никогда не переставал любить тебя.

Помню, как мы с тобой ездили в Верону. Ты тогда ждала Лючию. Стоял январь. Было так холодно, что в наш гостиничный номер поставили электрический обогреватель.

Я должен был интервьюировать Патти Право, но она не пришла на встречу: просила своего агента передать мне, что она устала и у нее болит голова. В обеденный час я присоединился к тебе в ресторане. Мне было ужасно досадно. Но тут официант предложил нам «треску под соусом на ложе из мамалыги», и это название нас очаровало. Мы развеселились. К концу обеда ты ушла позвонить, а вернулась к столу с видом победительницы. «Кофе выпьем в гостинице, – объявила ты. – Патти Право ждет тебя в баре».

Ты вошла в мир легкой музыки как сочинительница текстов для песен. И хотя ты проработала на этом поприще совсем недолго, тебе удалось сохранить дружбу со многими знаменитостями. Патти Право была одной из них. В первый момент мне стало досадно, потому что ты преуспела там, где я потерпел неудачу, но потом во мне возобладала благодарность. Я взял тогда интервью и написал хорошую статью.

В тот день, прогуливаясь по городу, мы зашли в лавку ювелира. Я подарил тебе ожерелье из жемчуга с гранатами, скрепленное звеньями цепочки червонного золота. Кстати, ты его носила до самых родов, а потом я его больше не видел. Куда оно делось?

Замерзшие и счастливые, мы вернулись в нашу прекрасную комнату, залезли под теплые одеяла. Я обнял тебя, чтобы согреться, и держал, пока ты не уснула. Потом я встал и отдернул занавеску. За окном шел снег. Я разбудил тебя. Мы вместе стояли у окна и смотрели, как мягко и бесшумно падают белые снежинки. Машины на стоянке, крыши домов, сама площадь – все покрывалось снегом. А мы стояли обнявшись и шептали друг другу слова любви.

Проблемы у нас возникли позже. Когда родилась Лючия, ты держала ее на руках день и ночь. У тебя больше не было времени для меня. Я чувствовал себя чужаком в собственной семье. В доме хозяйничали твоя мать и твои подруги. Ты часами говорила с ними, ухаживала за девочкой, а со мной словом не хотела перемолвиться.

Ты больше времени проводила с Софией, чем со мной, хотя знала, как враждебно мы относимся друг к другу. Она считает меня «пустым местом», я всегда видел в ней спесивую кривляку и никогда не мог понять, что у тебя может быть общего с этой никчемной сплетницей. Я заговорил о Софии, потому что мне кажется, что именно она могла подтолкнуть тебя к решению уйти из дому. В конце концов, разве мы не могли спокойно и честно выяснить наши отношения, глядя друг другу в глаза? Хотя нет, конечно, не могли. Теперь я вспоминаю, сколько раз ты пыталась начать серьезный разговор, но я боялся взглянуть в глаза правде и всячески уклонялся от объяснений.