– Я хочу поговорить с Малом, – сказала я. – Не особо распаковывайтесь. Возможно, утром мы двинемся в путь.

Все разошлись, Тамара с Надей отправились копаться в наших продовольственных запасах. Шуханка продолжала хвастливо поигрывать кинжалом – определенно красовалась, но Надя, похоже, была не против.

Я пошла на звук воды, пытаясь разобраться в собственных мыслях. Если Западная Равка выступила за Николая, это очень хороший знак – знак, что он жив и здоров, и создает больше проблем для Дарклинга, чем кто-либо мог предположить в Белом соборе. Я почувствовала облегчение, но не знала, каким должен быть наш следующий шаг.

Добравшись до ручья, я увидела Мала, сидевшего у мелководья. Он разулся и снял рубашку, закатав штаны до колен. Мал сосредоточенно наблюдал за водой, но при звуке моих шагов вскочил на ноги и сделал рывок к ружью.

– Это всего лишь я, – сказала я, выходя из леса.

Он расслабился и снова присел, направив взгляд на ручей.

– Что ты тут делаешь?

Мгновение я просто наблюдала за ним. Мал оставался абсолютно неподвижным, как вдруг его руки быстро погрузились в ручей и достали извивающуюся рыбу. Он кинул ее обратно. Какой смысл оставлять рыбу, если мы не можем рисковать, разжигая костер, чтобы приготовить ее?

Я видела в Керамзине, как он ловил рыбу тем же способом даже зимой, когда пруд Тривка покрывался льдом. Он точно знал, в каком месте пробить лед, где опустить леску, когда вытаскивать рыбу. Я составляла ему компанию, ожидая на берегу и попутно разглядывая в ветвях деревьев места, где птицы свили гнезда.

Сейчас все было по-другому. Вода играла бликами света на его лице, подчеркивала плавное движение мышц под кожей. Я поняла, что нельзя так пялиться, и слегка встряхнулась. Мне и прежде доводилось видеть его без рубашки. Не нужно вести себя как идиотка.

– Тамара вернулась, – сказала я.

Он встал, потеряв всякий интерес к рыбе.

– И?

– Никаких признаков людей Николая.

Мал вздохнул и провел рукой по волосам.

– Проклятье!

– Можем переждать еще один день, – предложила я, хотя и так знала, что он ответит.

– Мы и без того зря потеряли время. Я не знаю, как много дней нам потребуется, чтобы добраться на юг или найти жар-птицу. Не хватало еще застрять в горах, когда пойдет снег. К тому же нужно найти убежище для остальных.

– Тамара говорит, что Западная Равка выступила за Николая. Что, если отвести гришей к ним?

Мал задумался.

– Это долгое путешествие, Алина. На него уйдет много времени.

– Знаю, но там безопаснее, чем где-либо по эту сторону Каньона. И это еще одна возможность найти Николая.

– Да и двигаться на юг может быть менее опасно с того берега, – он кивнул. – Ладно. Нам нужно подготовить остальных. Я хочу, чтобы мы выдвинулись в путь сегодня вечером.

– Сегодня?

– Ждать нет смысла. – Он вышел из воды, ступая босыми ногами по валунам.

Он не произнес «ты свободна», но это читалось между строк. Что еще тут обсуждать?

Я направилась к лагерю, но затем вспомнила, что не сказала ему об опричниках. Вернулась к ручью.

– Мал… – начала я, но дальнейшие слова так и не слетели с моих уст.

Он наклонился, чтобы подобрать фляги. Стоя ко мне спиной.

– Что это?! – сердито спросила я.

Мал крутанулся, разворачиваясь ко мне лицом, но было слишком поздно. Он открыл рот.

Прежде чем он успел сказать хоть слово, я рявкнула:

– Если скажешь «ничего», я тебя вырублю.

Он закрыл рот.

– Повернись, – велела я.

Он замер на мгновение. Затем вздохнул и повернулся.

У него была татуировка во всю спину – что-то похожее одновременно и на розу ветров, и на солнце; указатели тянулись от плеча к плечу и вдоль позвоночника.

– Зачем? – спросила я. – Зачем ты это сделал?

Он пожал плечами, его мышцы забугрились под сложным узором.

– Мал, зачем тебе эта метка?

– У меня много шрамов, – наконец ответил он. – Этот я выбрал самолично.

Я присмотрелась. На рисунке виднелись буквы. «Я ста резку». Я нахмурилась. Похоже на староравкианский.

– Что это значит?

Он промолчал.

– Мал…

– Это унизительно.

И, конечно, я тут же увидела, как его шея покрывается красными пятнами.

– Скажи мне.

Мал помедлил, но затем прочистил горло и пробормотал:

– Я стану клинком.

«Я стану клинком». Так вот кем он был? Этот юноша, за которым гриши следовали беспрекословно, чей голос оставался твердым, пока вокруг нас обрушивалась пещера, который сказал мне, что однажды я стану королевой? Я уже не была уверена, что знаю его.

Я провела пальцами по буквам. Мал напрягся. Его кожа все еще была влажной после реки.

– Могло быть и хуже, – сказала я. – Например, если бы там было начертано «давай обнимемся» или «я стал имбирным пудингом» – вот это было бы унизительно.

Мал удивленно хохотнул, затем, когда я провела рукой вдоль позвоночника, с шумом втянул воздух, Его руки, вытянутые по бокам, сжались в кулаки. Я знала, что нужно отойти, но мне хотелось быть с ним рядом.

– Кто это сделал?

– Толя, – прохрипел он.

– Больно было?

– Меньше, чем могло бы.

Я добралась до самой нижней точки солнечного луча, прямо у поясницы. Замерла, а потом провела ногтями вверх. Мал резко повернулся и крепко сжал мои руки.

– Не делай так, – яростно произнес он.

– Я…

– Я так не могу. Не могу делать, что нужно, когда ты меня смешишь или прикасаешься как сейчас.

– Мал…

Внезапно он резко поднял голову и прижал палец к губам.

– Руки вверх!

Голос донесся из тени под деревьями. Мал метнулся к ружью и через секунду приставил его к плечу, но из леса уже выходило трое человек – двое мужчин и женщина с пучком на голове, – с наставленными на нас дулами винтовок. Мне показалось, что я узнала лица из конвоя, который мы видели на дороге.

– Опусти ружье, – приказал мужчина с короткой козлиной бородкой. – Если не хочешь, чтобы мы продырявили твою подружку пулями.

Мал положил ружье обратно на камни.

– Теперь подойдите. Только медленно и без шуток.

На мужчине был мундир Первой армии, но он не походил ни на одного солдата, которого я когда-либо встречала. Его длинные, спутанные волосы были собраны в две растрепанные косички по бокам, чтобы не лезли в глаза. На нем был патронташ, надетый через плечо, и грязный жилет, который когда-то, возможно, был красным, но теперь поблек до тусклого оттенка, чего-то среднего между сливовым и коричневым.