— Какой номер? — спросил он, держа телефон в руке.

— Что?

— Номер вашей машины. Я из полиции. — Винтер показал на телефон, как будто это было удостоверение полицейского.

— Я… я не знаю… Это моего брата…

— Первая цифра? — перебил Винтер. — Успокойтесь.

— Шесть… потом, кажется, четыре.

Винтер звонил в центральную диспетчерскую.

— Это комиссар Эрик Винтер из отдела расследований. Я только что был свидетелем угона машины. Да, я сам. Минуту назад белый «опель-омега», 93 или 94, ушел с площади Хеден на восток. Сейчас они, должно быть, в районе Горда. Да. Именно так. Шесть и потом, возможно, четыре. Это все, что сказал водитель. Хорошо. — Винтер повернулся к женщине: — Мы сделаем все, что в наших силах. Патрульные машины получили сигнал.

— Боже мой!

— Скорее всего они его найдут.

— Я должна была встретиться с подругой у отеля «Рубин», но обнаружила, что забыла телефон в машине, и вернулась. А по пути встретила свою машину… Я сразу увидела, что это моя, она одна выезжала.

— Какой номер? — спросил Винтер.

— Я не знаю, разве я не…

— Мобильного.

— 07-08-31-24-35.

Винтеру пришла в голову шальная мысль, как черт влетел. Он набрал номер. А вдруг, думал он. Может, эти наглецы не удержатся.

Это почти как звонить в Средневековье. Он ждал.

— Алло.

— Я попал в белый «опель-омега»?

Молчание.

— Это белый угнанный «опель»?

— А кто спрашивает?

— Это полиция. Мы знаем, где вы сейчас. Предлагаю вам остановиться на обочине самим.

— Мы на шоссе.

— Съезжайте на ближайшем съезде. Какой это будет?

В трубке раздавался глухой шум, машина мчалась со скоростью сто двадцать километров в никуда.

«Ты же, коп, сказал, что знаешь, где мы!»

— Не делайте резких движений, и вам будет лучше. Поставьте машину на обочине и можете уйти оттуда, если хотите.

— Мы не хотим идти. — Это прозвучало почти как шутка. И вдруг Винтер услышал в трубке сирены, воришка что-то произнес, но было плохо слышно, и связь прервалась.

— Похоже, их взяли, — сказал Винтер.

— Как вы догадались позвонить! — удивилась женщина. Она уже немного успокоилась и дышала нормально. Но лицо было красное после пробежки от отеля до центра Хедена. Да еще на каблуках. Неплохо пробежалась.

— Я не смог удержаться.

— А вы правда полицейский?

Она была примерно его ровесница, может, чуть моложе — Винтеру всегда было сложно определить возраст женщины на глаз. Высокая, сто восемьдесят, наверное, — всего на полголовы ниже его.

— Я из уголовного розыска, — сказал он. — Это, в общем, тоже полиция.

Он показал удостоверение.

— А представьте, если бы они разбились из-за вашего звонка.

— Это было бы очень печально.

Женщина посмотрела ему в глаза.

— И что будет дальше?

Винтер опять позвонил, узнал, что надо, сказал пару слов.

— Машина цела, и они тоже. Через несколько минут приедет патруль и отвезет вас в Олскроксмотет.

— Там они остановились?

— Да.

— Надо же, какие приключения. — Женщина улыбнулась ему.

— Такова жизнь. А вот и ваше такси прибыло.

Патрульный автомобиль остановился на парковке.

— Что ж, спасибо, инспектор.

— Комиссар, — поправил Винтер.

— Все равно спасибо, — сказала она с улыбкой. Потом порылась в сумочке, достала визитку, подчеркнула ручкой один из телефонных номеров на ней и сунула ему в руку со словами «это рабочий».

Он вдруг ощутил тесноту внизу. Кровь пришла в движение. Он смотрел, как она идет к машине, проскальзывает на заднее сиденье, машет ему рукой.

Не взглянув на карточку, он сунул ее во внутренний карман и зашагал через площадь. Пошел снег, на этот раз — красиво и приятно.

Винтер был энергичен, уверен, возбужден. «Я его поймаю», — думал он.

Они определились, в каких границах будут прочесывать район. Рутинная работа. Главное — четко договориться, кто какие дома и подъезды окучивает. А дальше надо всего только поговорить со всеми, кто там живет, и выслушать их, невзирая на то, на каком жаргоне они говорят, сколько чеснока они перед этим съели, соблюдают ли гигиену. То есть то, что называется гигиеной в этой стране, ухмыльнулся один из сыщиков, недавний выпускник полицейской школы. Винтеру не нравились его полурасистские шуточки. Пока он не переходил границы, но он мог стать проблемой в будущем, и Винтер запомнил имя бойца: «Я далек от политкорректности, но этого маленького дерьма мне не надо».

Джейми Робертсон был убит на пятом этаже на улице Чалмерсгатан, и у Винтера промелькнула мысль проверить связи со студенческим общежитием в километре оттуда. Подтвердить или исключить.

Дома в этом районе стояли массивные, один к одному, как вырубленные из скалы миллионы лет назад. Полицейские сновали туда и сюда, звонили в двери, лестницы заполнялись бормотанием в попытках вспомнить то, что было не важным раньше и стало значительным сейчас.

Лассе Мальмстрём надел костюм и не снимал его три дня, ходил на службу, а вечером третьего дня все, что случилось, наконец обрушилось на него в полной мере. Тело сына прибыло на самолете из Лондона.

Время казалось сделанным из камня. В голове крутились ужасные картинки. Когда самолет садился, у него мелькнула безумная мысль, что крыло сейчас отвалится и все это к чер…

И дальше пустота. Ни костюма, ни работы. Тишина вокруг и ничего, что бы он хотел помнить. Он больше ничего не хотел знать. Он существовал только внутри себя.

«Последнее, что ему надо, — это мои уверения, что я понимаю его чувства, — думал Винтер. — Но все-таки формулы соболезнования надо произносить».

Безоблачное утро освещало гостиную — Лассе Мальмстрём искал тишины, но не темноты. Небритость подчеркивала запавшие черты. Он непрерывно чесал подбородок, и звук напоминал о сгребании листьев, в остальном было тихо.

— Какие новости? — спросил он.

— Вы о чем-то конкретно? — уточнил Винтер.

Лассе долго не отвечал, опрокинувшись обратно в тишину, только рука непрерывно двигалась у подбородка.

— Последний раз я читал газеты сто лет назад, в тот день, когда… привезли Пэра, — наконец сказал он.

— Видите ли, есть несколько вероятных причин, отчего почти одновременно с Пэром в Лондоне два мальчика были убиты здесь, в Гетеборге.