Ясперс комментирует это так: “Подобные самоинтерпретации, очевидно, возникли под влиянием псевдоманиакальных тенденций и глубинных психических сил. Они проистекают из глубоких переживаний, и богатство такого шизофренического опыта призывает наблюдателя, равно как и рефлектирующего пациента, не считать все это просто хаотической мешаниной разнородных содержаний. Разум и дух в той же мере присутствуют в больной психике, как и в здоровой. Но интерпретации подобного рода должны быть лишены какой-либо причинной значимости. Все, что они могут, — это пролить свет на содержание и поместить его в некий контекст”.

Я бы скорее сказал, что этот пациент с ясностью, к которой мне нечего добавить, описал духовные искания со всеми их ловушками и опасностями, которые он, по-видимому, в конце концов сумел превзойти. Даже Ясперс все еще говорит об этом переживании как о патологическом и не принимает в расчет собственное построение пациента. Мне же и само переживание, и это построение представляются по-своему ценными и обоснованными.

Мне следует ясно дать понять, что я говорю об определенном трансцендентном опыте, который представляется мне первоисточником всех религий. Подобного рода трансцендентный опыт бывает у некоторых психотиков. Чаще всего (насколько они сами могут вспомнить) у них никогда не было таких переживаний прежде, и нередко они больше никогда не повторяются снова. Я, однако, не утверждаю, что психотический опыт обязательно содержит в себе этот элемент в более явном виде, чем обычный опыт.

Человек, попадающий в такие области, склонен вести себя довольно странно. В других работах я уже достаточно подробно описал обстоятельства, которые, судя по всему, способствуют переносу в эти области — по крайней мере в некоторых случаях, — так же как и великую мистификацию, которую создают язык и образ мышления медицинской клиники, когда дело касается феноменов безумия как общественного факта и экзистенциального опыта.

Шизофреник может быть действительно безумным. Он сошел с ума. Но он не болен.

Люди, прошедшие через опыт безумия, говорили мне, до какой степени то, что им открывалось, было для них истинной манной небесной. Вся жизнь человека может перемениться, однако трудно не усомниться в значимости такого видения. К тому же не каждый, прошедший через это, снова возвращается к нам. Являются ли эти переживания простым следствием патологического процесса или умопомешательства? Я так не думаю.

Если учесть все недостатки различных школ психоанализа и глубинной психологии, то одно из их великих достоинств состоит в открытом признании решающего влияния внутреннего опыта человека, в особенности так называемого “бессознательного”, на его внешнее поведение.

До сих пор бытует представление, что существует определенная корреляция между душевным здоровьем и полным или по крайней мере частичным отсутствием осознавания “бессознательного” и что некоторые формы психоза являются поведенческими нарушениями, вызванными ошеломляющим вторжением “бессознательного”.

И Фрейд, и Юнг называют “бессознательным” просто то, что мы не осознаем в силу нашего исторически обусловленного отчуждения. Это вовсе не является обязательно или по самой своей сути бессознательным.

Я не просто жонглирую бессмысленными парадоксами, когда говорю, что мы, будучи душевно здоровыми, пребываем не в своем уме. Ум — это то, чего не осознает эго. Мы не осознаем свой собственный ум. Наш ум — это не бессознательное. Наш ум осознает нас самих. Спросите себя, кто или что видит наши сны. Наш бессознательный ум? Тот Сновидец, который видит наши сны, знает о нас гораздо больше, чем мы знаем о нем. И лишь с замечательной позиции отчуждения Источник Жизни, Родник Жизни, переживается как Оно. Ум, о котором мы сами не осведомлены, осведомлен о нас. Именно мы — не в своем уме. Нам нет необходимости быть неосведомленными о своем внутреннем мире.

Большую часть времени мы вообще не отдаем себе отчета в его существовании.

Но многие люди входят в него — к несчастью, без проводников, путая внешние реалии с внутренними, а внутренние с внешними и, как правило, утрачивая способность нормально функционировать в обыденной реальности.

Это не обязательно должно быть так. Процесс вхождения в иной мир из этого мира и возвращение в этот мир из мира иного столь же “естественны”, как смерть, роды или собственное рождение. Но в нашем сегодняшнем мире, который столь же ужасается внутреннего мира, сколь его не осознает, неудивительно, что, когда “реальность”, ткань этого мира, прорывается и человек входит в иной мир, он полностью теряется и пугается, встречая у других людей одно лишь непонимание.

В некоторых случаях человеку, слепому от рождения, удается возвратить зрение с помощью хирургической операции. В результате нередко возникают болезненные ощущения, смятение и дезориентация. Свет, который освещает безумца, — это неземной свет, но я не думаю, что это проекция или эманация его мирского эго. Его озаряет свет, больший, чем он сам. Этот свет может сжечь его.

В сущности, этот “иной” мир вовсе не является полем битвы, где психологические силы, производные и отвлеченные, вытесненные или сублимированные из их первоначальных объектных инвестиций*, вовлечены в призрачную борьбу, — хотя подобные силы могут затенять эти реалии точно так же, как они могут затенять так называемую внешнюю реальность. Когда Иван в романе “Братья Карамазовы” говорит: “Если Бога нет, все дозволено”, он отнюдь не говорит: “Если мое сверх-эго в спроецированном виде отменено, я могу делать все, что угодно, с чистой совестью”. На самом деле он говорит: “Если существует только моя совесть, то нет никакого высшего обоснования для моей воли”.

Подлинная задача врача (психотерапевта, аналитика) должна состоять в том, чтобы в избранных случаях выводить человека из этого мира и вводить его в иной мир; быть для него проводником в том мире и уметь привести его обратно.

В иной мир попадают, прорывая оболочку; или же через дверь; через ширму; через поднимающийся или раздвигающийся занавес, через поднимающийся покров. Это не то же самое, что сновидение. Это “реально” совершенно по-другому, чем во сне, в воображении, в восприятии, в фантазиях. Семь покровов, семь печатей, семь небес.

Эго — инструмент, необходимый для жизни в этом мире. Если эго разрушено или повреждено (непреодолимыми противоречиями определенных жизненных ситуаций, ядами, химическими изменениями и т. п.), человек может быть открыт этому иному миру.

Мир, в который входит человек, и его способность переживать это мир, судя по всему, отчасти зависят от состояния его “эго”.

Наше время больше, чем что-либо иное, отличает овладение и управление внешним миром и почти полное забвение мира внутреннего. Если оценивать эволюцию человека с точки зрения познания внешнего мира, то мы во многих отношениях переживаем прогресс.

Но если мы в своей оценке становимся на точку зрения внутреннего мира и единства внутреннего и внешнего, то результат должен быть совершенно другим.

Феноменологическая значимость терминов “внешний” и “внутренний” весьма невелика. Но во всей этой области человек ограничен чисто вербальными средствами: слова — это просто палец, указывающий на луну. Одна из трудностей обсуждения этой темы в наши дни заключается в том, что само существование внутренних реалий ставится под сомнение.