До декабря я работаю у отца в офисе. Не по своему желанию, конечно, но, в принципе, за первые две недели вливаюсь в процесс и даже иногда получаю от этого удовольствие.

На учёбе бываю не больше обычного. Викуша притащилась в слезах и с извинениями неделю спустя. Мне на неё как было пофиг, так ничего и не изменилось.

«Саламандру» мне не вернули, даже больше, отец просто закрыл клуб. Это стало больным уколом. Подобного я ещё не чувствовал. Я в этот клуб столько сил вложил, он был мне интересен как проект. Развитие, реклама, я контролировал всё вплоть до поставок сам. Мне нравилось, но отец жёстко отыгрался и всё разрушил.

После разговора тогда на квартире мы больше с ним не говорили. Вообще.

Он делал вид, что знать меня не знает, как и я его.

Меня подмывало спросить о Дягилеве, но я помалкивал.

Тупая ситуация. Не первая в жизни, конечно, но осадок отчего-то остался. Наверное, потому что вот такого треша со стороны девчонки я ещё не видел.

Не спорю, были модельки, которые сидели на наркоте, мисски всякие с короной, простушки с разбитыми сердцами, но вот такого не было никогда. Чтобы в припадки скатываться. Однозначно не было.

Под конец семестра я сидел в столовой, когда Разумовская пришла туда с подружкой, лишь раз, и то вскользь, обратив ко мне взгляд. Мы с ней больше ни разу не общались. Так, изредка сталкивались в коридорах, делая вид, что незнакомы.

Смотрю на неё ровно до того, как рядом подсаживается Илюха. Он в этом году полсеместра отлёживался на Бали. Свободный художник, блин.

- Здорово.

- И тебе всего хорошего.

- Ты чего такой серьёзный?

- Так.

- Слушай, тусанём сегодня, может?

- Не хочется...

- Ты какой-то странный в последнее время.

- Нормальный.

- Чё у вас тут вообще было без меня? Захарка в сапоги загремел, не ясно как... ты у бати в офисном рабстве, «Саламандру» закрыл.

- Не важно. Давай на выходных куда-нибудь смотаемся, подальше отсюда, - перевожу взгляд на Элю.

- Да я только за.

- Забились.

- О, Анька, - Илюха поднимается, - привет!

Идёт к их столу с довольной мордой.

- Илюша, - подружка Разумовской хихикает, обнимая в ответ. - Ты когда вернулся? Загорелый такой.

- Пару дней. Слушай, забегай в студию, есть крутая идея для фотосессии.

- Когда?

- Да хоть сегодня.

- Договорились, только расскажи, в чём суть?!

Какая милая беседа, и откуда он, интересно, знает эту девку?

- Пойдёмте к нам за стол, всё расскажу. Вон Доронина, может, привлечь тоже, а то ходит с кислой рожей.

Разумовская напрягается, искоса посматривая в мою сторону.

- Ань, ты иди, мне позвонить надо, - Элечка демонстративно достаёт телефон, вешает сумку на плечо и выходит из столовки.

- Эльвира, вы, главное, принимайте таблетки, и всё будет хорошо. Не переживайте, вы не одна такая, это лечится.

- Спасибо, Виктор Павлович, но вы хотели сказать -  корректируется.

- Я сказал именно то, что хотел, не переиначивайте!

- Но в этот раз, мне кажется, всё на самом деле вышло из-под контроля. Я не понимала, где реальность, а где нет. А ещё совсем не могла себя контролировать. Неделю пролежала дома, как овощ. Нет, с утра проснулась, будто ничего и не было, а потом рецидив, эта агрессия...

- Не хочется говорить, что это нормально, но в вашем случае - вы сами всё прекрасно осознаете, не скрываете и не отказываетесь от лечения, поэтому…

- Виктор Павлович, я жить хочу, как нормальные люди. Понимаете? Хочу как все, я не могу так. То истерика накатывает, то радость эта, не ясно откуда взявшаяся, то шевелиться не хочется.

- Главное - пропейте курс. Слышите?

- Слышу. Спасибо вам.

Выхожу из кабинета, направляясь на улицу. Осень давно уступила место зиме, и та разошлась не на шутку. Снег, метели, ветер. Холодный такой, что руки без перчаток в момент коченеют. Я ведь по наивности думала, что всё закончилось, что рецидивов не будет. Да, настроение слегка скачет, но я же могу это держать под контролем, точнее могла. Маленький стресс, и всё по кругу.

Доронин отстал. Я так боялась, что он вновь ворвётся в мою жизнь, но он больше ко мне не подходил, что не могло не радовать. Я же всё знаю, всё слышала. Они спорили на меня, словно я вещь, а не человек. Это было ужасно, в своей агонии и боли, катаясь по земле на опушке, я чувствовала, что мой мозг разрывало, я не понимала, что происходит, но их голоса - я слышала каждое сказанное ими слово. Слышала, но осознала, только когда он привёз меня к дому. Наверное, родные стены всё же лечат.

Он стоял в коридоре, смотрел, а я видела лишь высокомерного козла, который сейчас помог мне только потому, что боится огласки. Меня несло, злость застилала разум, и я в порыве ярости расстёгивала рубашку, выдирая пуговицы с мясом. Он не ушёл, только утром, когда убедился, что я буду молчать, он покинул мою квартиру, я слышала, как хлопнула дверь, и ощущала, как дрожат мои губы. Слёзы стекали прямо в тарелку с омлетом, и я чувствовала, как перемещаюсь в пространстве. Стены плыли. Хотелось орать от душевной боли, но я молчала. Жевала жареные яйца, приправленные базиликом, и плакала. Весь день прошёл в разбитом состоянии. Руки опускались, хотелось лежать и смотреть в потолок.

А потом на учёбе из первых уст Дягилевой я узнала много интересного. Она подловила меня в туалете и так орала. Столько яда в свою сторону я ещё не слышала. Обвиняла в том, что брата сослали в армию, закрыли какой-то клуб, а потом и вовсе угрожала, чтобы я не приближалась к Доронину. Наивная. Я бы добровольно к нему в жизнь близко не подошла.

Она говорила что-то о деньгах, что я всё равно ничего не получу, а я хотела, чтобы она исчезла. Я понимала не всё, но меня переполнял страх, медленно трансформирующийся в агрессию. Она серьёзно думает, что я всё это подстроила? Всё, что произошло в этом чертовому лесу?

Прикрываю глаза, а потом хватаю её за горло, прижимая к стене.

Не понимаю, почему я это делаю, но вижу страх в её глазах.

- Твой урод брат вывез меня в лес, он забавлялся, ему было смешно. А ты и его дружок его покрываете? Он мог сделать со мной всё что угодно.

- Ты ненормальная, - Вика пытается шагнуть в сторону, накрывая своими ладонями мои.

- Не хуже тебя уж точно. Не подходи ко мне больше. Поняла? Отвалите от меня. Все!

Меня колотит, я разжимаю пальцы и бегу прочь.

Это был последний разговор с Викой. И первый подобный выплеск агрессии. Дома я долго анализировала, как у меня хватило на такое ума и смелости, но, так ни к чему не придя, с утра отправилась на приём к Виктору Павловичу.