Как мы видели на примере многочисленных как индоевропейских, так и неиндоевропейских параллелей, образ охотника-прародителя у многих народов ассоциировался с созвездием Ориона, что заставляет нас обратиться к его восприятию на Руси и рассмотреть, существует ли какая-нибудь связь между ним и образом охотника-прародителя. В Древней Руси оно называлось кружилие, а в последующую эпоху наиболее распространенным названием созвездия Ориона в нашей стране была Кичага (Кичаги, Утренние Кичиги) и т. п. Этим термином в старину назывался примитивный цеп для обмолота зерна. На Севере Руси, как отмечал Д.К. Зеленин, кичигу делали из березового бревна с длинным (140–190 см) кривым суком, который служил рукояткой. К нему приделывали доску длиной 35–45 см и били по снопам на току[132]. Таким образом, само это примитивное орудие генетически восходит к дубине или палке, а данное название может рассматриваться как своеобразные сельскохозяйственный вариант уже знакомого нам общеславянского восприятия Ориона в качестве палки. Это предположение подтверждает наблюдение В.И. Даля о том, что в Новгороде слово кичига обозначало палицу или палку. Впрочем, изначальный смысл этого названия в ряде мест также начинал забываться и, по свидетельству И. Сахарова, на юге России уже в начале XIX в. представляли себе Кичаг как пятерых людей, которые только ростом и дородством отличаются от земных, ездящих по небу в колесницах.

Если обратиться к общеславянским названиям этого созвездия, то мы без труда заметим, что в них доминирует сельскохозяйственная тематика. У украинцев и белорусов оно называется косари, у других славян: kosiarze (Польша, Центральные Карпаты), kosniki, kosa, kosy, serp (Польша), tri kosca (Хорватия), kosy (Чехия). К образу косарей можно отнести такие названия этого созвездия, как словац. Kosa и луж. Kosa. Поскольку, как отмечает М.Э. Рут, Ориона называют косарем все три группы славян, а также это название было заимствовано у них немцами и венграми, это обстоятельство говорит о древности этого названия. Хоть применительно к интересующему нас созвездию это название на Руси не зафиксировано (в русской народной астрономии название Косари встречается лишь однажды и то предположительно по отношению к Кассиопее), тем не менее исследовательница отмечает: «Во всех славянских языках, кроме русского, образ “косарь” связывается с Орионом. Можно предположить, что и в русском языке название Косари первоначально означало Орион (Пояс Ориона)»[133]. Таким образом, на примере косарей у большинства славянских народов или пятерых кичаг-колесничих на юге России мы видим общеславянское восприятие этого созвездия в образе антропоморфного персонажа.

Кроме косьбы Орион мог ассоциироваться также и с пахотой, о чем свидетельствуют его такие названия, как рало, орало, ралица, оралица, ралница, ораго (Болгария, Македония), japaм (Сербия), чепiга (Подолия, ср. укр. — чепiга «ручка плуга»). О переплетении между собой двух типов сельскохозяйственных названий говорит польская легенда, согласно которой «косари» — это взятые Богом на небо вместе с бороной и плугом св. Исидор и два его помощника, безвозмездно работавшие во время великого мора[134]. Хоть святой с помощниками в последней легенде уже не косят, а пашут, тем не менее на них все равно переносится прежнее название, которое в данной сельскохозяйственной тематике можно считать исходным. Кроме того, А.Н. Афанасьев отмечал, что русские крестьяне видят в созвездии Ориона небесный плуг[135]. Данное сельскохозяйственное орудие было предметом поклонения. Так, грамота Алексея Михайловича 1649 г. осуждала тот обычай, что «на Москвҍ… в навечерi Богоявленiя Господня кликали плугу»[136].

Если смотреть с точки зрения эволюции образов в зависимости от сменяющих друг друга исторических эпох, то становится очевидным, что созвездие, олицетворяющее собой охотника в период господства охотничьего хозяйства, с переходом к земледелию стало олицетворять собой ключевую фигуру нового способа обеспечения общества пищей — косаря или, в других случаях, пахаря. Эта смена образов оказалась тем более понятной и закономерной, если мы примем во внимание, что уже древнегреческий поэт Гесиод в своей поэме «Труды и дни» связывал время начала и окончания земледельческих работ с появлением на небосводе созвездия Ориона. Охотник был заменен косарем, но в любом случае связь главной фигуры, обеспечивающей выживание общества, с интересующим нас созвездием осталась, что лишний раз показывает его значимость в глазах наших предков. Конкретный образ в зависимости от эпохи мог меняться, но его локализация на ночном небе оставалась неизменной.

Помимо связанной с сельским хозяйством символики этот образ нес и гораздо более важное религиозное значение. О былой значимости этого созвездия в глазах славян лучше всего говорят данные польской народной астрономии. С одной стороны, три звезды пояса Ориона отождествлялись поляками с Троицей (Trojca, Trojca Sweta), с другой стороны, во второй легенде они же в этом самом созвездии видели превращенный в звезды посох, которым Люцифер хотел ударить Бога[137]. С одной стороны, отождествление данного созвездия с высшим началом в христианстве (для чего официальная религия не давала никакого повода) однозначно указывает на его былую значимость в языческую эпоху. С другой стороны, тот факт, что в рамках одной и той же польской культуры это созвездие воспринималось и как поднятое Сатаной на библейского Бога оружие недвусмысленно показывает, что первоначально с этим созвездием связывались отнюдь не христианские, а скорее противные новой религии ассоциации. Как видим, связь этого созвездия с ключевой в сознании общества фигурой оказалась настолько сильной, что была способна выдержать не только коренную смену хозяйственного уклада, но и, в случае с Польшей, коренную смену религии, когда Орион оказался отождествленным с Троицей как высшим началом христианства.

Рассмотренные в первой главе белорусские предания как будто ничего не говорят об отождествлении Боя с Орионом, однако, если внимательно присмотреться, содержат все-таки один намек, указывающий на подобную ассоциацию. На нее достаточно недвусмысленно указывает приведенная в первой главе родословная потомков Боя, перечисляющая его потомство от шести жен и одной наложницы. Поскольку в языческую эпоху грань между законной женой и наложницей была зыбкой, очевидно, автор родословной передавал существующую традицию, называя не семь жен легендарного первопредка, а обозначал в качестве жен лишь шестерых, а о седьмой сообщал, что она была сестрой последней жены и от нее Бой прижил таких-то детей. Данная деталь находит свое объяснение в греческом и индийском мифах, которые устойчиво говорят не о семи женах, олицетворяющих созвездие Плеяд, а о шести и одной. Причины выделения последней могут быть самые разные — от стыда, что она одна, в отличие от сестер, сожительствовала со смертным, до исключительной верности своему мужу — однако это характерное обстоятельство явно отражает некую устойчивую индоевропейскую традицию выделения роли седьмой звезды. Эта же традиция отражается и в перечислении жен Боя. Следует отметить, что отечественная народная астрономия особенно подчеркивает женский характер Плеяд (рус. — Бабы, укр. — Баби, польск. — Baby) и данное обстоятельство носит общеславянский характер[138]. Но если родословная отразила идущую еще с индоевропейской эпохи традицию восприятия Плеяд как шести и одной, то это обстоятельство предполагает звездную сущность и самого Боя, поскольку, не будучи сам созвездием, он вряд ли смог жениться на Плеядах. Помимо этого, астральную проекцию имеют обе собаки охотника, которым придано такое значение в дошедших до нас текстах. Взятые по отдельности, особенность перечисления жен Боя и наличие на небосклоне Большого и Малого Пса могли бы показаться случайными совпадениями, но, взятые в совокупности, указывают нам на то, что свое звездное соответствие имела и объединяющая их фигура родоначальника белорусов. С учетом как расположения этих созвездий, так и индоевропейских мифологических параллелей мы с достаточной долей уверенности можем предположить тождество Боя с созвездием Ориона.