1700 года выглядела ужасно. Деревянная, хаотично застроенная, с узкими улочками. Она никак не тянула на стольный град такого крупного государства.

И в этом плане он прекрасно понимал отца.

Тот был, правда, слишком радикален в своих решениях. Но вот все перестроить, приведя в порядок… почему нет? И красиво, и полезно, и функционально.

Но это публичная сторона вопроса.

Куда важнее было то, что такая перестройка запускала экономический рост. Причем не фиктивный, биржевой, а фактический. Под эти дома создавались новые производства. Причем быстро. Которые в дальнейшем можно использовать в других местах.

На выходе, через десять лет, Алексей планировал получить не только нормальный город, вполне соответствующий самым высоким мировым стандартам. Но и массу крайне полезных производств.

В первую очередь кирпича, черепицы, керамических труб, оконного стекла и цемента. Первый цементный заводик уже возводился в Серпухове. Поближе к известковым каменоломням. Он собирался использовать цемент как инструмент принципиально более быстрого возведения кирпичных домов, нежели известковый раствор. Ну и, что куда важнее, для отливки балок межэтажных перекрытия.

Лев Кириллович уже осваивал прокат прута из пудлингового железа для имитации арматуры. Цемент, пусть и достаточно архаичный, делался относительно просто. Ну а дальше дело техники…

Так-то понятное дело — можно было обойтись и без таких новшеств. Но упускать столь лакомую возможность для создания новой, крайне полезной строительной отрасли без всякой штурмовщины, да еще с прибытком, царевич не хотел…

Они с Джоном хотели прокачать через перестройку столицы за десять лет шесть-семь миллионов талеров. То есть, около четырех годовых бюджета России 1700 года из оригинальной истории. Причем деньги все эти пускались адресно под производство, а не на всякие глупости. И достаточно быстро оборачивались по коротким цепочкам, возвращаясь в банк. То есть, не создавая на руках у масс избытка свободной наличности, что обычно и ведет к инфляции.

Да и договоренности, запрещающие завышать по своему усмотрению цену на строительные материалы или услуги этому немало должны были поспособствовать.

Не рыночный подход.

Вообще ни разу.

Совсем.

Но Алексею было глубоко поплевать. А производители и строители не возражали. Они прекрасно представляли предстоящий объем работ и то, сколько они получат через оборот за счет постоянных, гарантированных заказов…

Дав выборным месяц на подумать, царевич завершил собрание.

Долго беседовали.

Сложно.

Они ему буквально весь мозг прогрызли, заваливая вопросами. Так что царевич хотел просто отдохнуть. Однако у дверей зала его уже ждал секретарь с обеспокоенным видом.

Не задавая лишних вопросов, он проследовал за ним в приемную, где ожидал гонец с письмом. В котором сообщалось, что оба сейма Речи Посполитой сместили Августа Саксонского, избрав своим монархом Франсуа де Бурбона-Конти, кузена Людовика XIV.

— Что-то случилось? — поинтересовался Ромодановский, прошедший за ним следом.

— Плохо… очень плохо… — покачал головой Алексей, словно бы не услышав вопроса.

— Да скажи толком. Что там?

— Людовик французский своего родича в Варшаве посадил. И теперь тот может присоединится к этой войне.

— Твою же… — процедил Федор Юрьевич.

— А может и не присоединится. Эти ляхи с литвинами едва ли заинтересованы воевать. А без решения сеймов Франсуа не более чем кукла в короне.

— Их может прельстить война с нами.

— Может. — кивнул Алексей. — Впрочем, это не так важно. Хуже другое. Века полтора назад, во времена Карла V, над Европой нависали Габсбурга. Едва ли не половина европейских земель и большая часть колоний находилась в руках этой семьи. Сейчас Габсбурги отошли на второй план, а их место заняли Бурбоны. Это плохо. Очень плохо. Ляхи с литвинами от такой дружбы могут голову потерять.

Ромодановский молча кивнул, полностью соглашаясь с царевичем…

[1] В эти требования входила минимальная и максимальная этажность, обязательное белое отопление и конструктивные особенности домов. Например, дома, выходящие на проспекты, должны были в обязательном порядке украшать свои фасады. А потом отдавались более состоятельным людям, способным потянуть более крупный кредит.

Глава 9

1702 год, октябрь, 6-12. Ниенштадт/Ниеншанц

Петр сидел в своем большом шатре с откинутой стенкой.

Удобно.

С комфортом.

И смотрел как от Ниеншанца неспешно идут шведы. Какой-то офицер и четверо солдат сопровождения.

Делегация подошла к лагерю.

Несколько фраз.

И их пропустили к шатру царя. С сопровождением, разумеется. Но больше для порядка, так как они в лагере были как на ладони. Слишком бросались в глаза своей формой. Да, в ней тоже преобладал синий. Но сочетание цветов совсем иное. Да и крой отличался, не говоря уже об обуви. Ну и головные уборы. Их треуголки спутать с приземистыми киверами не получилось бы даже случайно. В русской армии тоже кое-кто ходил в треуголках, но такое дозволялось только высшим командирам, которых все хорошо знали. Не говоря уже о мундирах, богато украшенных золотым и серебряным шитьем.

Какой-то значимой опасности для царя они не представляли. Огнестрельного оружия у них при себе не было, а холодным они вряд ли что-то успели бы сделать. Вокруг Петра Алексеевича же хватало людей и с клинками, и с пистолетами. Заряженными пистолетами.

— Добрый день. — царь пытался изображать учтивость, хотя взятие Нотебурга и кружило ему голову. — Вас прислал комендант крепости для переговоров?

— Да, сир. — кивнул головой офицер.

— Кто вы по должности?

— Лейтенант коменданта[1], сир.

— Мои войска взяли крепость Нотебург. За сутки. Меня втянули в этой войну против моей воли, и я не хочу проливать шведскую кровь попусту. Поэтому я предлагаю вам покинуть крепость под развернутыми знаменами.

Петр лукавил.

Но они с сыном это много раз проговаривали. Для правильной политической подачи царю следовало бы особенно подчеркивать тот факт, что в войну эту он вступать не желал. У него и без того дел хватало. Но следуя союзническим обязательствам…

Прямого практического толка от такой уловки не было. Но царевич считал, что было бы правильно для поддержания репутации держаться определенных норм. Хотя бы на словах и публично.

— Сир, мне сложно поверить, что Нотебург так быстро пал.

Петр кивнул одному из своих людей и к палатке подвели раненого шведа. Перевязанного. В офицерском мундире.

— Вы знакомы? — поинтересовался царь.

— Да… — как-то растеряно произнес переговорщик.

— Расскажи ему, что случилось в Нотебурге.

— Сильная бомбардировка и штурм. — хмуро произнес раненый. — К началу штурма на ногах стояло едва полсотни человек.

— Крепость взяли за сутки?

— С начала бомбардировки — да. Осада началась за две недели до того.

— А где комендант?

— Погиб.

— Раненым мы оказали помощь, — вклинился в их беседу Петр. — Но мало кого это спасло.

Переговорщик подозрительно скосился на царя. Потом обратно на раненого офицера. Снова на царя.