Но не полетел.

Встретившись взглядом с Павлом Тимофеевичем, Семенов несколько стушевался и поставил герб на стол. Потом снова бухнулся в кресло и в очередной раз с шумом выдохнул воздух из своих широких ноздрей.

Никитин невозмутимо осведомился:

– Ну почему же я?

В его зрачках мелькнула еле заметная насмешка. Для того чтобы увидеть ее, надо было смотреть Павлу Тимофеевичу прямо в глаза. И то внимательно и с пристрастием. Мэр, сопя, глядел в стол и, казалось, не мог видеть ничего, кроме своих бумаг, но насмешку эту все-таки уловил. Он резко поднял голову и спросил:

– А? Что вы сказали?

Никитин повторил:

– Почему вы считаете, что виноват я?

На последних словах Семенов даже чуть подался вперед, чтобы убедиться, не ошибся ли он, заподозрив в Павле Тимофеевиче нечто такое, чего ему, Семенову, следовало бы опасаться.

И тут же снова уткнулся носом в стол.

Не ошибся.

– Я требую от вас принять все необходимые меры по розыску дочери вице-премьера! – сказал мэр, поправляя и так хорошо стоящий на месте герб. – Если она в Туле, то вы обязаны ее найти! Обязаны! – Он подумал и добавил: – Равно как и ее похитителя!

Никитин кивнул:

– Разумеется, мы приложим все силы…

Семенов откинулся в кресле. Он ослабил галстук и вдруг снова начал распаляться:

– Надеюсь, Павел Тимофеевич. А то в последнее время вы что-то неважно справляетесь со своими обязанностями!

Никитин вспыхнул, но смолчал.

Заметив в нем этот первый огонек раздражения, мэр изо всех сил постарался раздуть его:

– Да, неважно! – Он опять поднялся с кресла и ткнул указательным пальцем в сторону начальника милиции. – Причем «неважно» – это еще мягко сказано! Вы работаете плохо! – Тут он указал пальцем куда-то в пол или даже куда-то сквозь пол, словно давая понять, до какой степени низко оценивает труд Павла Тимофеевича. – Плохо! Из рук вон плохо!

Никитин молчал. Но смотрел на мэра прямо, глаз не отводил.

Тогда Семенов тяжело оперся на стол и, тоже глядя ему в глаза, очень внятно произнес:

– В общем, так. Если и в этот раз я не увижу результатов вашей работы, то мне придется жаловаться на вас наверх! – Он опять поднял палец, но на этот раз направил его в потолок, и в этом жесте сквозило безмерное уважение мэра к тому «верху», на который он указывал.

Начальник милиции пожал плечами: ну что же, жалуйтесь, мол. Мне не привыкать.

Семенов зло поджал губы и почти прошипел:

– Идите.

Павел Тимофеевич развернулся и вышел из кабинета.

Едва за ним закрылась тяжелая дубовая дверь, как Семенов, скривив лицо, вытянул по направлению к ней здоровенную дулю и, потрясая ею, завопил:

– А вот шиш ты его поймаешь! Шиш ты его поймаешь!

Дверь вдруг открылась снова.

Не ожидавший этого мэр отпрянул назад, чуть не сбив при этом свое кресло, и, мгновенно рассыпав дулю на пальцы, зачем-то сунул их в карман. И лицо сделал такое, как будто ни дули только что не было, ни крика никакого, а кто его слышал, тот просто что-то не так понял.

Тем не менее, пока мэр не увидел вошедшего, в глазах его все-таки можно было прочесть некоторый испуг. Однако когда он наконец разглядел, кто именно к нему пришел, то только вздохнул облегченно:

– Тьфу ты…

На пороге стоял Андрей Петрович.

– Проходи! – сказал Семенов.

Андрей Петрович закрыл дверь, подошел к столу и опустился в кресло напротив мэра.

Тот тоже сел и, вытащив руку из кармана, махнул ею в сторону телевизора:

– Смотрел?

На рябом лице Андрея Петровича появилось выражение озабоченности:

– Смотрел… – Он потер виски и с досадой пробормотал: – Вот блин, какая лажа-то вышла… Оказывается, его кто-то видел, раз фоторобот-то составили… Я-то думал, что отвезет он эту бабу назад – и все… Ищи потом его свищи… Да и плюнут, я думал, они на это дело-то, раз баба цела окажется и невредима… А если и не плюнут, то все равно его не найдут… И в любом случае искать уже с меньшим усердием будут… Тем более кого искать-то? А теперь вон оно как все повернулось… Видели, значит, его… Описали внешность…

Семенов насупился:

– Ну и что теперь делать будем?

Андрей Петрович помолчал, потом опустил голову и как-то затравленно глянул по сторонам, как будто хотел среди кожаной мебели, расставленной по кабинету мэра, отыскать кого-то, кто мог бы дать ответ на поставленный перед ним вопрос. Но никого не отыскал и, словно разозленный этим, вынужден был развести руками и почти выкрикнуть единственное, что пришло ему в голову:

– А что делать? Валить его надо!

Мэр внимательно посмотрел на него, как бы проверяя: ну что, это все, что ли? Больше ничего придумать не можешь? И поняв, что – да, это все, вздохнул:

– Угу… Ну, значит, так тому и быть…

У обоих был такой вид, как будто решение это они принимают через силу, но вовсе не потому, что им жалко «валить» человека, а по другой причине. Так, наверное, путешественнику на воздушном шаре, когда этот шар внезапно оказывается пробит и вот-вот начнет падать вниз, бывает досадно выбрасывать съестные припасы, после избавления от которых положение (он это точно знает), нормализуется. Нормализуется-то оно нормализуется, но придется голодать… Тем не менее другого выхода нет – надо бросать, иначе рухнешь.

Андрей Петрович поводил пальцем по мягкому подлокотнику кресла:

– Да… Такие дела…

Мэр крякнул, как, наверное, крякал Цезарь, когда наблюдал результат брошенного жребия в дыму сожженных мостов, и решительно сказал:

– Ну и все! Обсуждать больше нечего! – Его голос принял уже почти деловую окраску. – Сегодня сумеешь?

Андрей Петрович почесал затылок:

– Сегодня? А что… Можно и сегодня.

– Хорошо… – Семенов удовлетворенно покивал. – Только отправь к нему побольше своих ребят. У него все-таки тоже пистолет имеется!

– Отправлю…

– И чтобы без шума!

– Да знаю…

– Ну иди.

Андрей Петрович встал и направился к выходу. Мэр тоже поднялся и проводил его до двери.

– Вот козлы в этой Генпрокуратуре! Вот уроды! – выругался на прощание Андрей Петрович и покинул кабинет.

Примерно через час к Витиному ангару подкатил черный микроавтобус «мерседес» с тонированными стеклами. Широкая дверь его пассажирского салона отъехала в сторону, и наружу выскочили девять дюжих молодцев в одинаковой защитной униформе, в натянутых на лицо шапочках с прорезями для глаз и с короткоствольными автоматами в руках. На каждом автомате имелся глушитель.