— Негоже мне кормиться с руки вчерашнего врага.

Приезжавший по административно-хозяйственным делам, к ним с Ольгой заходил Грюндель. Земцовы были крайне любезны с ним, однако угощали своим три раза заваренным и высушенным чаем, а сахар, который обер-лейтенант с их позволения после долгих извинений выложил на стол, Ольга, поблагодарив, отнесла раненым. Грюндель выказывал всяческое понимание той ситуации, в которой оказался Земцов. Да и не только он, но и остальные, как он выразился, «государственно мыслящие» русские офицеры. Земцов отвечал, что эти «государственные мысли» можно сформулировать гораздо короче: все они вращались вокруг одного понятия — единой и неделимой России. Грюндель отвечал, что другой России лично он, немец, себе и не представляет.

— Мы воевали, но война закончилась. Мы больше не враги.

— Боюсь, что для нас война только начинается, — с тяжелым раздумьем на лице отозвался Земцов.

Грюндель, пожалуй, искренне высказывал свое сожаление о произошедших в России революционных событиях и разворачивающейся гражданской войне.

— Он хороший, наш рыцарь Грюнвальд, — задумчиво произнесла Ольга, когда обер-лейтенант ушел. — Но кое-что ему не понять никогда…

— Потому что для этого надо быть русским. — Земцов подошел к стоявшей у окна жене и обнял ее.

— Да, — повернулась к нему Ольга, внимательно и очень серьезно устремив на него свои серо-желтые глаза. — И я горжусь, что я русская. Как бы ни было тяжело…

Земцов побывал в вербовочном бюро. Было решено ехать на юг, в Добровольческую армию. Ольга не колебалась ни минуты — заявила, что поедет вместе с ним сестрой милосердия. Вместо праздных сидений по трактирам и ресторанчикам, как делали многие, Земцов, прихрамывая, обходил город в поисках работы. Удача улыбнулась ему — на мельнице в ближайшем пригороде он пристроился таскать мешки с мукой. Платили немецкими марками. За них на городском базаре они с Ольгой рассчитывали купить все необходимое для непростой во всех отношениях поездки на юг. Земцов приходил на мельницу, снимал шинель и китель, одевал простую холщовую рубаху и брался за работу. Однако через неделю у него открылась колотая рана на бедре. Однажды поздним вечером он вернулся в комнатку жены снова белый как полотно. Левую штанину можно было отжимать от крови, в сапоге противно чавкало. Ольга, ничего не сказав, молча усадила его на кровать и сама наложила повязку. Пришлось еще задержаться в лазарете.

Как-то они опять пили чай с приехавшим Грюнделем.

— Откуда вы так хорошо знаете русский язык? — поинтересовался Земцов.

Выяснилось, что Грюндель учился в Гейдельберге, изучал историю России, перед войной жил в Петербурге. В армию пошел добровольцем.

— Я тоже не кадровый военный, — признался Земцов.

— Вот как? — удивился немец.

— Офицер военного времени. А так — бывший студент историко-филологического факультета Санкт-Петербургского университета, — отрекомендовался Земцов с ироничной и чуть печальной улыбкой на устах.

— «Gehe, verschmeue…», — медленно процитировал Грюндель.

— «Die Treue, die Reue kommt nach»[16], — мгновенно подхватил строчки из Гете Земцов.

— У вас прекрасное произношение, — отметил Грюндель и, улыбнувшись чуть смущенно, добавил о себе: — Мне вот не удалось избавиться от небольшого акцента, я знаю.

— Владею немецким в совершенстве, — без ложной скромности признался Земцов.

— Вот как… — отметил обер-лейтенант и вскоре откланялся с неизменной вежливостью.

Грюндель явился на следующий день и предложил Земцову место переводчика в одном из специальных отделов, созданных при 5-й германской резервной дивизии для координации действий совместно с русской администрацией.

— Это никоим образом ни к чему не будет вас обязывать, — деликатно уточнил немецкий офицер. — Просто работа, нужная и вам, и нам.

— Искренне благодарю вас, — отвечал Земцов, — но я не готов принять ваше предложение.

— Что ж, я понимаю. Имейте в виду — вы можете дать свое согласие в любое время.

Земцова снова ждали мешки с мукой. Но принять предложение Грюнделя поручик не считал возможным. Все-таки три года войны просто так из памяти было не вычеркнуть. Земцов еще не знал, что впереди всех их ждут события, которые заслонят собой самые страшные картины мировой войны и заставят пересмотреть взгляды на многие вещи. С плотно наложенной повязкой на бедре он отправился на мельницу. На обратном пути зашел в вербовочное бюро. Там встретил подполковника из военно-судебного ведомства. Подполковник приветствовал Земцова как старого знакомого.

— Не спешите уезжать на юг, — легонько взяв за локоть Земцова, вполголоса произнес подполковник, когда они вышли на улицу.

Они разговорились. Подполковник сообщил, что здесь, на северо-западе, сейчас ведутся переговоры с германским командованием о создании русских добровольческих подразделений.

— Было бы очень полезно для ускорения этого дела обзавестись как можно большим количеством контактов среди представителей германских властей, — доверительно сообщил подполковник.

Земцов рассказал ему о поступавшем предложении от Грюнделя.

— Соглашайтесь, — без лишнего пафоса отреагировал собеседник. — Это может оказаться очень полезным.

Так Земцов стал переводчиком при немецкой военной администрации. Будучи вхож по роду своей новой деятельности в различные немецкие штабы и учреждения, он выполнял также и другие поручения. В основном они сводились к передаче и получению корреспонденции. Вроде бы ничего особенного — только все письма отдавались нужным людям исключительно из рук в руки. Несколько раз ездил в уезды, а также на демаркационную линию, за которой начиналась советская территория, — встречал и провожал немногословных людей в одежде простолюдинов, на которых они, однако, не очень-то походили. Вскоре при штабе 5-й немецкой дивизии открылось русское комендантское управление. Земцов имел отношение к его работе. Туда направлялись офицеры, переходившие демаркационную линию с советской стороны. Снабженный специальными письменными полномочиями, заверенными германским командованием, Земцов объезжал немецкие пограничные посты, которым было приказано пропускать таких перебежчиков. С той стороны офицеры шли главным образом из Петрограда. Разумеется, нелегально. Много раз Земцов доставлял их в специально устроенное общежитие в Пскове, оформлял удостоверения на право жительства и ношения формы. На Сергиевской улице, в гарнизонном офицерском собрании, где подавали дешевые завтраки и обеды, сложился своеобразный русский офицерский клуб. Часто беседуя с прибывшими из Петрограда, Земцов имел представление о том, что происходило в бывшей столице. Как-никак там оставались его родители. Последнее письмо от них приходило в январе. Вести о правлении и хозяйствовании большевиков были неутешительными. Послать записку в Питер своим близким Земцов, однако, не рискнул. Ольга продолжала трудиться в лазарете.