В таком же молчании братья раздевались. Они аккуратно развешивали свои плащи, с которыми следовало обращаться особенно бережно и почтительно из-за нашитого на них алого креста. На ночь они оставались в сорочке, подштанниках, шоссах и с тонким пояском на талии — по поводу этого шнурка изведено немало чернил в стремлении доказать, что к нему, прежде чем дать его тамплиеру, заставляли прикоснуться языческого идола (Бафомета).

Один за другим они ложились в свои убогие постели, совершенно одинаковые, состоявшие из соломенного тюфяка, двух покровов и одного шерстяного ковра с чередующимися черными и белыми полосами. Вплоть до колокольного звона, возвещавшего молитву первого часа, они должны были пребывать в молчании, кроме самых крайних случаев. Прежде чем погрузиться в сон, они в последний раз произносили про себя «Отче наш», чтобы Бог отпустил им их прегрешения. Свеча, которая до рассвета оставалась гореть в спальне, освещала их белые фигуры, эту вереницу лежащих тел.

Невозможно было сделаться тамплиером за несколько дней. Исполнение ежедневных обязанностей, краткий обзор которых дан в предыдущей главе, сопровождалось изощренными запретами, изобиловавшими нюансами, на которые в течение дня новичку постоянно указывали командор и старшие члены Ордена. Среди братьев было много людей молодых, с горячей кровью, наделенных пылким и страстным темпераментом. Их нужно было подчинить строгой дисциплине Ордена — не сломать, но смягчить их личность. Не искоренять воинственные инстинкты, но направить их в нужное русло, чтобы они с максимальной пользой служили делу Ордена и Церкви. Это не всегда оказывалось просто, и некоторые дебютанты противились жестким ограничениям, прежде чем начинали осознавать целесообразность дисциплинарных требований. С молодежью обращались мягко, командор отдавал им приказания «ради Бога», но им ничего не прощали. Особенно тяжело было отказаться от сложившихся привычек и свободы воли, цены которой они не знали до поступления в Орден. Праздность, развлечения, шутливые беседы находились под строжайшим запретом. Нельзя было играть в шахматы и в триктрак — игры, известные в любой семье, которые считались невинными, но которые порицались Уставом, усмотревшим в них основание для возможных ссор. Допускалась только игра в классы (вид настольной игры с костями и фишками), в бабки и в форбот, о правилах которой ничего не известно, где не требовалось никакого заклада. Но все равно предпочтительнее было употребить свободное время на чтение или на произнесение вслух молитв либо на исполнение какой-нибудь работы, полезной для братства. Запрещалось — этим-то наездникам! — быстро скакать верхом (переходить в галоп) без специального на то разрешения, как в одиночку, так и в сопровождении товарища. Запрещалось без спроса брать свое же оружие. Запрещалось тренироваться пешими с копьем в упражнении «богор» (единоборство, вид поединка на копьях или турнира), так как следовало избегать всего, что могло нанести ущерб обители. Запрещалось «обихаживать» самостоятельно свою же лошадь (подковывать или чистить), ибо эти занятия считались уделом кузнецов и оруженосцев. Запрещалось дарить что бы то ни было, что имело хоть минимальную ценность, кроме старого фонаря, деревянной дубины или кольев для палатки. Запрещалось без разрешения покидать командорство ради посещения города, мызы или замка. Не дозволялось заходить в частные дома иначе как в сопровождении командора или бальи. Нельзя было пить вино и принимать пищу за пределами обители кроме как за столом епископа, другого служителя церкви или братьев госпитальеров. Запрещалось присваивать себе найденное: находку следовало доставить в часовню, где надлежало возвратить ее тому брату, который ее потерял. Запрещалось кормить свою лошадь ячменем и фуражом, который можно было раздобыть сверх предусмотренной нормы, чтобы не ущемлять остальных животных. Запрещалось украшать древко копья или шлем, без разрешения начищать до блеска меч или кинжал. Запрещалось клясться и произносить непристойности. Запрещалось хранить при себе деньги кроме как по специальному распоряжению командора: этот запрет был настолько бескомпромиссным, что если, например, в карманах скончавшегося брата обнаруживали несколько су, то его посмертно исключали из рядов Ордена и лишали права на погребение в пределах кладбища тамплиеров. Также запрещалось без специального разрешения хранить у себя орденский Устав или «Дополнения», полностью или в отрывках, — не из любви к секретам или стремления к скрытности, но чтобы Устав не сделался достоянием оруженосцев и не подвергся разглашению среди «мирян», хотя совершенно очевидно, что содержащиеся в нем «строгости» не могли привлечь широкие массы. Кроме того, все монастыри сохраняли свои Уставы в тайне. У тамплиеров только командоры округов могли иметь в своем распоряжении экземпляр Устава. Но возможно, что и командоры некоторых крупных обителей также хранили у себя полный или частичный его текст, хотя бы для того, чтобы сверяться с ним при приеме новых членов; а равно чтобы сдерживать себя от гневливости, от греховных поступков или от обвинения других в нечестивости, чтобы чувствовать удовлетворение от своих действий и чтобы подавлять в себе суетность и гордыню.

Еженедельные собрания капитула

Многочисленные запреты и строгости, как мы увидим в дальнейшем, когда перейдем к описанию походов и войн, оставались бы пустым звуком, если бы повседневное поведение тамплиеров не было под тщательным контролем и нарушения не влекли за собой наказания. Этот надзор осуществлялся со стороны нескольких инстанций, среди которых, без сомнения, находились командор и старшие члены Ордена, которые, однако, все равно были не в состоянии за всем углядеть. Поэтому ответственность брали на себя сами братья — и не из мелочных расчетов или склонности к доносительству, но с единственной целью взаимного совершенствования, чтобы общими усилиями достичь рая. Когда какой-нибудь брат совершал оплошность, другие (один, два, максимум три человека) должны были отчитать его «любезно», но строго, указать ему на совершенную ошибку и предостеречь против ее повторения. Если виновный проявлял покорность и со смирением выслушивал укоры, его провинность прощалась, если же нет — на него обязаны были донести по начальству. Такая практика сегодня представляется скандальной, но она была широко распространена в Средние века и никого не шокировала. Напротив, считалось почетным выказывать страстное желание спасти ближнего своего. Не нужно забывать, что главным намерением и конечной целью людей той эпохи было обретение рая. Вот почему люди настойчиво преследовали зло повсюду, где оно им встречалось, или, по крайней мере, стремились преследовать. Это объясняет отношение тамплиеров друг к другу, объясняет также и некоторые стороны их личности, ибо Устав призывал публично осуждать все ошибочное в их среде как собственную ошибку и самим назначать себе наказание. Вот ради этой цели и были учреждены еженедельные капитулы. Они собирались не только в крупных и средних командорствах, но в любой обители, где имелось достаточно рыцарей и братьев-служителей. Устав до мельчайших подробностей описывает, как это происходило.

В день собрания все братья сходились в зале капитула. При входе они осеняли себя крестным знамением во имя Отца и Сына и Святого Духа. Обычно при входе в зал все снимали головные уборы, кроме плешивых, которые боялись застудить голову, поэтому им разрешалось оставить облегающий голову чепец и колпак, которые были предусмотрены Уставом. Затем братья стоя произносили «Отче наш», а потом занимали места по чину — в зависимости от того, являлись они рыцарями или братьями-служителями, заслуженными членами Ордена, членами со стажем или новичками. Когда все братья оказывались на местах, председательствующий на капитуле (командор, или тот, кто его замещал, или же инспектор Ордена, прибывший с визитом) открывал собрание в следующих выражениях: