Я замешкался, рассчитываясь с официантом. Отвечать на этот вопрос не входило в мои планы, по крайней мере, до завтрашнего разговора с Протасовым-отцом. Но когда мы собрались уходить, я обнаружил, что моя дама в буквальном смысле не держится на ногах и просто не в состоянии ответить на вопрос, куда её везти.

Вот так я и отвёз Лену к себе домой. Уложил в кровать, а сам просидел всю ночь у мерцающего экрана ноутбука, рассматривая старые фотографии таёжных и тундровых мест, вспоминая гортанные крики пастухов, хорканье северных оленей, хлюпанье тундровой жижи под болотными сапогами, гул мириад комаров, ветер и солнце на дальних хребтах, куда сегодня не залетают даже разбойничьи вертолёты камчатских браконьеров, горький чай из жестяной банки, громкий взлёт куропаток из-под ног и пронзительный гусиный крик в вышине – «ясный, как долг, и отчётливый, как жизненная задача».

Уже под утро я заснул.

Проснулся от запаха кофе. Девушка хозяйничала на кухне – судя по всему, жарила яичницу с гренками.

Я искренне надеялся, что она с утра забудет свои вчерашние умозаключения, равно как и две трети того, о чём я ей говорил.

Но ошибся.

– Валить мне надо из «Союза Земли», – взяла она с места в карьер, отодвигая компьютер и ставя передо мной чашку кофе и тарелку с омлетом.

– Это куда же, – хмыкнул я, – в «Единую Землю»?

– Да нет. Сам всё понимаешь. Туда, где жизнь. Реальная жизнь.

– Угу. Подумай чуток про реальную жизнь, а я вздремну маленько. Ты пока картинки посмотри.

Честно говоря, я рассчитывал, что Лена уйдёт домой. Однако, открыв глаза, обнаружил её за листанием фотографий моего цифрового альбома.

– Кофе ещё сварить? – Лена повернулась ко мне и показала пальцем на снимок, где я и семья юкагиров Кобелевых достраивали зимовье в верховьях реки Булун. – Господи, вы сами всё это видели…

Я не только это видел, но кое-что и сам создавал. Впрочем, обсуждать это мне не хотелось. Сегодня в моих планах была встреча с отцом Алексея, после чего я хотел передать собранные сведения капитану Свиридову, дабы он распорядился ими по своему разумению. Единственное, что мне не давало покоя, – это деньги. Если сто тысяч баксов были в момент убийства у Протасова при себе, кто-нибудь из насельников Вороньей реки должен был в ближайшее время покинуть Чукотку. Конечно, тащить такую сумму в наши дикие края прямо на себе мог только очень опрометчивый человек, но вообще-то вариант был не хуже любого другого.

Естественно, в присутствии Лены я ничего такого говорить вслух не стал, а вежливо осведомился, где она живёт, и, вызвав такси, проводил до дома.

Обитала она у подруги в Медведково, вернее, они вдвоём снимали какую-то квартирку. Родители у неё были преподаватели, которые принципиально не принимали современные условия жизни, ведь, с их точки зрения, человек был обязан всю свою жизнь работать на одном заводе, институте, в конторе, получить от неё квартиру, пенсию, ревматизм, подарки, гроб и место на кладбище от профсоюзного комитета. Они же, похоже, и «всунули» Лену в иняз, рассчитывая, что девушка со знанием английского языка без куска хлеба не останется. Им и в страшном сне не могло присниться, что к началу «нулевых» знание английского будет столь же прочно входить в профессиональные показатели, как арифметика и работа с компьютером, и само по себе кормить вряд ли кого-то сможет.

Как ни странно, мы оба испытывали некоторое неудобство, видимо оттого, что не переспали друг с другом. Но Лена была для этого слишком пьяна, а я уже был не в том возрасте, когда каждая дама рассматривается как неизбежный объект вожделения. Кроме того, вчера я находился слишком под впечатлением истории погибшего идеалиста. И это неприятное ощущение усугублялось тем, что печальный конец истории совершенно точно знал лишь я один.

И, как я подозревал, это был не совсем её конец.

Но пока всё выглядело, будто не случилось ничего. И я очень бы хотел, чтобы так оставалось в дальнейшем.

Я позвонил Сергею Семёновичу Протасову, который немало удивился тому, что у меня оказался его прямой номер телефона. Он придирчиво попросил меня представиться и, услышав, что я независимый эксперт по организации охотничьих хозяйств на севере и востоке Сибири, попросил назвать организации, с которыми я сотрудничал в последнее время.

После этого знакомства, больше похожего на допрос, я перезвонил в Хихичан, где капитан Свиридов уже отходил ко сну.

Я вкратце сообщил ему, что собираюсь встречаться с отцом убитого. Свиридов тяжело вздохнул, видимо понимая, что в общении с ближайшими родственниками придётся сказать правду или хотя бы её часть. Но дальнейший разговор его заинтересовал гораздо больше.

– Там никто из наших ребят не собирается организованно съехать с реки? – спросил я.

– Ну… метеоролог закупал продукты, был в Куйле. Чохов сдавал пушнину, вернулся на место. Купил хозтовары. Двадцать оцинкованных вёдер. Федька Дьячков высунулся из родовых угодий, походил по Посёлку.

– Гулял сильно?

– Нет. В основном шибался по всяким конторам, выясняя, что за документы ты оформляешь на их семью. И насколько ты намерен их при этом надуть.

– Ага. И это все телодвижения местных жителей? Кстати, на хрена Чохову столько вёдер?

– Чёрт его знает. Может, придумал из них какие-нибудь западни делать. А ты что, ждёшь чего-то особенного?

– Я жду, что кто-то из них может покинуть территорию. Навсегда. С вещами или без.

– ?

Это я здесь нарисовал вопросительный знак. Просто Свиридов так многозначительно молчал, что не нарисовать его, передавая этот диалог на бумаге, я никак не мог.

– Слушай, Свиридов, – выдохнул я. – У пацана могли быть деньги. Довольно много денег. Сто тысяч бачей или около того.

– Довольно большой пакет, – Свиридов тут же оценил физические параметры объекта. Он был явно не из тех, кто утверждает, что миллион долларов золотом может уместиться в маленьком саквояже, который тащит в вытянутой руке человек, всего несколько дней назад переквалифицировавшийся в авантюриста из обычного клерка. – Кроме того, если бы его действительно ограбили, то никто никогда бы ничего не нашёл. И человек бы съехал той же зимой. Не стал бы ждать год. Вообще бы ждать не стал.

Я, естественно, уже рассматривал эти аргументы, и, как на любые аргументы одного рода, у меня находилась тысяча аргументов другого рода, но тут я услышал, как мне кто-то пытается дозвониться. Я подумал на отца Протасова, но это была Лена.

– Я хотела вас поблагодарить, – начала она тем извиняющимся голосом, которым девушки обычно произносят «я не люблю навязываться», делая при всём именно это. – Вы ещё долго будете в Москве?

– Ну дней пять как минимум, – улыбнулся я, – и почему бы нам не повторить вчерашний ужин в более мягкой форме? К примеру, сегодня?