— Все хорошо, — пожимаю я плечами, хотя это вовсе не так. — Конечно, есть всякие проблемы, но это не смертельно. — Я смотрю на огонь и пытаюсь сглотнуть ком, подступивший к горлу. — Хотя, честно говоря, иногда бывает такое чувство, словно у меня земля уходит из-под ног, — признаюсь я. — Папа всегда был опорой для нашей семьи.

— Но ведь сейчас он поправляется?

Хотелось бы ответить утвердительно, но, увы, мы все не слишком уверены, что это так.

— Поправляется, — прикусив губу, киваю я. — Но понимаешь, когда речь идет о сердце, трудно что-то утверждать. Врачи говорят, сейчас его состояние стабилизировалось, но он глотает столько таблеток, что они дребезжат у него внутри, как леденцы в жестянке. И у бедной мамы, конечно, забот выше головы. Назначения врачей, диета, консультации и все такое. А еще ведь нужно оплачивать счета и следить за домом. И совершенно непонятно, что будет с папиным здоровьем дальше. — Я делаю большой глоток вина. — Знаешь, иногда в жизни бывают такие события… они как ступенька между одним жизненным этапом и следующим… Я имею в виду не те события, которые мы устраиваем по собственному желанию… Ну там, отъезд из родительского дома, поступление в университет, устройство на работу, свадьба с любимым человеком и все такое. Но иногда в жизни случается нечто непредвиденное и совершенно от нас независящее. Ночью раздается телефонный звонок, и ты узнаешь, что произошла катастрофа. Так вот, такая граница прошла через мой двадцать третий день рождения. Прежде мне казалось, что мои родители — это каменная стена, неподвластная никаким ветрам и непогодам. А теперь я почувствовала, что стена эта стоит на зыбучем песке и может рухнуть в любую минуту. Поняла, что мама и папа не будут поддерживать меня вечно, что они тоже нуждаются в моей поддержке. И это все здорово выбило меня из колеи. Представь себе, я стала вздрагивать при каждом телефонном звонке. А в желудке постоянно перекатывается холодный ком страха. Короче, ощущение такое, словно меня преследуют. Каждую минуту жду, что меня настигнет пуля, тревожно озираюсь, передвигаюсь короткими перебежками. А во сне часто вижу сестру. Я ношусь по школьной спортплощадке, а Джинни, сидя на папиных плечах, радостно верещит. Они с папой переходят дорогу, где ужасно много машин, он крепко держит ее за руку, а я остаюсь на другой стороне. Джинни спит на папином плече, густые белокурые волосы почти закрывают ее личико. И мне отчаянно хочется вернуться в то время, когда папа был сильным и крепким, понимаешь?

К стыду своему, слышу, что в моем голосе звучат слезы. Разумеется, Джек тоже это слышит.

— Ох, Лори, — произносит он тихо, подвигается и обнимает меня за плечи. — Бедняга, ты выглядишь такой измученной.

Замечание не слишком лестное, но на раздражение у меня не осталось сил.

К тому же невозможно отрицать очевидное. Я чертовски устала. До сих пор я не сознавала, как сильна эта усталость, потому что у меня не было на это времени. Но в этом теплом, уютном пабе усталость давит на меня, точно свинцовая плита. Того и гляди, скоро превращусь в какую-то бесформенную массу.

— Иногда жизнь — это довольно дерьмовая штука, — говорит Джек, по-прежнему обнимая меня за плечи. — Но черная полоса рано или поздно заканчивается. Непременно заканчивается.

— Ты думаешь? Честно тебе скажу, сейчас мне кажется, что я потерпела поражение на всех фронтах. Живу в Лондоне, а занимаюсь какой-то фигней. Может, будет лучше, если я вернусь домой. По крайней мере, поддержу родителей, помогу маме.

— Ну что ты несешь, Лори? Какое поражение на всех фронтах? Твой отец поправится, и ты найдешь хорошую работу. Наверняка твои родители сильнее всего на свете хотят, чтобы ты осуществила свои мечты. И ты их осуществишь, я уверен.

— Правда?

— Конечно правда. Посмотри на себя. Ты умная, талантливая, энергичная. Конечно, ты не будешь всю жизнь торчать за стойкой регистрации отеля. Кстати, я ведь читал несколько твоих статей, помнишь? Здорово написано. Вот увидишь, скоро в твоей жизни произойдут перемены.

Понимаю, Джек хочет меня утешить. Но вдруг мои статьи ему действительно понравились? Я точно знаю, он не врет, говоря, что их прочитал. Сара заставляет его читать все, что мне удается опубликовать. К моим, с позволения сказать, успехам на поприще журналистики она относится так же благоговейно, как и моя мама.

Джек смотрит на меня пристально, словно собирается сказать нечто важное.

— Знаешь, я никогда в жизни не встречал такой девушки, как ты… даже не могу сформулировать, какой именно… От тебя исходит тепло… конечно, это чертовски банальное выражение, и все же… — Ему никак не удается подобрать нужные слова, во взгляде его мелькает досада. — Ты особенная, Лори. Рядом с тобой приятно находиться.

От удивления я даже перестаю жалеть себя и вскидываю голову:

— Ты и в самом деле так думаешь?

— Еще бы! — Губы его расплываются в неуверенной улыбке. — Именно так я и думаю. Как только тебя увидел, сразу понял, что ты необыкновенная!

У меня перехватывает дыхание. Я отчаянно пытаюсь сдержать рвущийся наружу вопрос, но слова просачиваются сквозь плотно сжатые губы, как вода сквозь пальцы.

— Что ты имеешь в виду? Когда мы с тобой познакомились или когда ты увидел меня в самый первый раз?

Черт, черт, черт!

Джек

Черт, черт, черт!

Оказывается, Лори тоже помнит.

— Ты хочешь сказать… два года назад, накануне Рождества?

Мы сидим близко друг к другу, почти соприкасаясь бедрами, и я вижу, как тяжело ей дались последние несколько месяцев. Под глазами темные круги, плечи напряжены, выражение такое, словно она постоянно сжимает зубы. Ей нужно принять горячую ванну, поесть куриного супа и отсыпаться этак с недельку.

— В автобусе? — выдыхает она; щеки ее полыхают румянцем, потому что она выпила, в глазах пляшут искорки, которых я не замечал с минувшего лета. — Ты… ты помнишь?

Я хмурюсь и строю гримасу, надеюсь, она выражает легкую растерянность. Я уверен на сто процентов, что оживлять в памяти эту мимолетную встречу на остановке — непростительная ошибка. Колоссальная ошибка, которая может иметь непредсказуемые последствия. Для Лори я парень ее лучшей подруги, и наша с ней дружба основана именно на этом обстоятельстве. Я молчу, впав в подобие ступора. Лори выжидающе смотрит на меня, и искорки в ее глазах гаснут. Она буквально увядает на глазах. Знаю, она все отдала бы за то, чтобы поймать спонтанно вылетевший вопрос и проглотить его. Если бы я мог, то сам проглотил бы его. Это такая мука — лгать и причинять ей боль.

— Я имею в виду, когда я впервые увидел тебя на вечеринке в вашей квартире, — говорю я едва слышно.

— Я не об этом. — Лори сверлит меня глазами. — Мне кажется, я видела тебя намного раньше. За год до этой вечеринки. На автобусной остановке.

Ох, Лори, ну почему ты такая отважная. Поверь мне, быть трусом намного проще. До той поры, пока никто не требует от тебя смелости. Я придаю своему лицу выражение полного недоумения. Вскидываю бровь на манер Хью Гранта: