и 28.VII.1906 был зачислен в состав братии Почаевской Успенской лавры. Согласно биографии, иеромонах сам избрал эту обитель. Однако, по-видимому, это был выбор преосвященного, которому требовался образованный редактор для задуманной газеты: как раз в те дни, когда решалось назначение о. Илиодора, архимандрит Виталий начал печатать пробные выпуски «Почаевских известий» — общедоступного издания, которое с 1.IX.1906 и до конца года предполагалось выпускать ежедневно.

Сам же о. Илиодор не только не рвался в Почаев, но даже, узнав о назначении, подумал: «Теперь упрятали, — сиди в щели!».

Край, где отныне предстояло подвизаться молодому священнику, в Российской Империи именовался «Западным». Двести лет эти исконно русские земли принадлежали Речи Посполитой, подвергаясь тяжким испытаниям. Католическое государство стремилось искоренить в своих границах православную веру. Насмешками, притеснениями, угрозами, подчас зверствами (епископ Иосафат Кунцевич) насаждалась уния. Православные храмы сдавались в аренду евреям, которые, как кассиры, взимали плату за вход. В Галичине, разделявшей с правобережной Украиной эти мытарства, во времена о. Илиодора еще была в ходу пасхальная песенка:

Иде, иде Зельман.

Иде, иде его брат.

Он растворит церковь Божу,

И мы споем песню свят.

Если же сговориться о цене не удавалось, то арендатор не отдавал ключи от церкви. На одной старой Псалтири сохранилась запись о прихожанах, желавших покрестить ребенка, но получивших от еврея отказ, поскольку бедняки наскребли только 2 злотых и 7 грошей, а запрошено было 3 злотых.

С разделами Речи Посполитой большинство старых русских земель вернулись в российское государство. Екатерина II распорядилась выбить памятную медаль с ликующей надписью: «Отторженная возвратих». Но прошло еще много десятилетий, прежде чем русские власти догадались взять в Западном крае национальный курс.

В начале XX века межэтнические противоречия здесь были по-прежнему сильны, и Император Николай II говорил волынцу В. В. Шульгину: «Ведь у вас много национальностей… кипят». Если в белорусских губерниях на первом месте стояли раздоры с поляками, то на Волыни — с евреями, взявшими в свои руки всю торговлю и благодаря этому имевшими огромное влияние.

Конечно, крупный православный монастырь, стоявший в этом краю, не мог не приобрести политического значения. Почаевская лавра испокон веков была оплотом и символом православия и русской государственности, «маяком в безбрежном бушующем море». Дух прп. Иова Почаевского, борца против унии, сохранился здесь, как и его нетленные мощи. Издавна волынские крестьяне считали лавру своей «спасительницей», прибегая к ней в скорбях.

«Если бы вы знали, — писал о. Илиодор, обращаясь к врагам лавры, — сколько пролито слез в том месте, которое вы намеревались уничтожить, сколько оставлено в нем горя народного, сколько излито скорби и печали, когда наши братья изнывали под быдлом поляков и жидов, когда поляки-помещики в летнюю пору запрягали наших единокровных и единоверных в сани и ездили по полю, а жиды держали церкви в аренде. Все это видела Почаевская лавра, все горе народное принимала, скорбные души врачевала, утешения подавала. И теперь она без слов свидетельствует о пережитых печальных временах, когда она стояла твердо на страже Православия и Русской Народности».

Осенью и весной на большие праздники в Почаев собирались десятки тысяч богомольцев. С униатских времен эти дни именовались отпустами, в память о продававшихся тогда отпустительных грамотах — индульгенциях. Паломники шли и ехали со всей Волыни, со всего Западного края, да и из внутренних губерний.

«Сходятся крестными ходами за десятки-сотни верст (их встречают, устраивают местные крестные ходы), говеют, исповедуются, причащаются (вместо прежних индульгенций), получают и накупают разных иконок, листков, святощей, памяток.

Бывают полны не только все церкви: великая с двумя приделами (вместимостью 5000), теплая, Иовлевская, Антониевская, Больничная, Трапезная-Варваринская, Типографская, но и обширный двор, где непрерывно идут службы и проповеди. В церквах вдоль стен сидят и исповедуют по 10-ти и более духовников. К чашам (по 3–5 чаш за раз за ранними литургиями) приступают сотнями».

Перебравшись в Почаев и впервые увидав это, воистину, торжество православия, о. Илиодор пришел в «неизъяснимое умиление» и с восторгом написал своим ярославским соратникам: «Сколько прелести в этом собрании народа православного!? Сколько духа, сколько мужества! Как удивительно цельной сохранилась душа его! Каким смирением, какой простотой веет от этих глубоко благочестивых душ! И стоит только поражаться силой сатаны и его окаянных и проклятых клевретов, которые успевают и эти смирные и ангелоподобные существа поднять на бунт и измену».

Пожалуй, на всей Руси не было обители, более подходящей для о. Илиодора. В лавре, как и в его душе, тесно переплетались религиозное и политическое начала, а масштабы и самого монастыря (свыше пятисот насельников), и бесчисленной паствы давали простор кипучей энергии молодого иеромонаха. Он сразу это осознал и горячо полюбил свою «величайшую обитель».

Однажды, прочтя в «Биржевых ведомостях» заметку, где лавра именовалась «захолустной», он разразился следующей филиппикой: «Дорогие мои, Православные Русские люди, страдальцы мои оплеванные и опозоренные, поверьте мне, что я привожу эти слова нахального лгуна, а сам мучаюсь и… плачу! Поверьте мне, что я не могу перенести хладнокровно того, что подлый жид называет великую Православную Святыню — Почаевскую лавру захолустной. То место, где находится славный чудотворный образ Божией Матери, где сияет Ее целебоносная стопа, где струится вода целительная из Ее чудесного источника, где почивают нетленные мощи великого подвижника и непоколебимого стоятеля за русское дело Преподобного Иова, наглый жид называет захолустным! То святое место, которое в продолжение многих веков стояло на страже Православия и Русской народности, нахальный жид назвал захолустным!..

То великое и прекрасное место, куда ежегодно осенью и весной стекаются для духовного назидания триста тысяч волынского крестьянства и благочестивых паломников со всех концов необъятной России Святой, дерзкий жид назвал захолустным!».

Негодовал о. Илиодор и потому, что некоторые враги отрицали подлинность нетленных мощей прп. Иова Почаевского. «Как это язычники смеют клеветать на святыню и мощи, которые я сам видел, они лежат как живые», — говорил иеромонах.

Впоследствии о. Илиодор сохранял «самые светлые воспоминания» о лавре, в которой «встретил таких же простых, глубоко верующих и чутких к правде людей, как у себя на Дону».

Послушание, порученное в Почаеве о. Илиодору, тоже как нельзя больше ему подходило. По воле преосвященного Антония он был назначен помощником заведующего типографией и редакцией «Почаевского листка». Огромная монастырская типография, основанная еще прп. Иовом, распространяла свет православной веры в Западном крае и за его пределами.

«Все церкви Волыни, Подолии, Холмщины, Полесья, Галичины, Буковины, Прикарпатья, а отчасти и Балкан пользовались и доныне пользуются богослужебными и вероучительными книгами почаевского издания. Еще на моей памяти октоихи, минеи, евангелия, триоди, апостолы печатались в Почаевской типографии по 2, по